Тяжелый понедельник - читать онлайн книгу. Автор: Санджай Гупта cтр.№ 7

В операционной было холодно, из невидимого магнитофона доносились звуки гранжа «Просто дыши». Музыку выбрала анестезиолог Микки Мейсон, худенькая, субтильная женщина. Она стояла у головы больной рядом с Таем и следила по многочисленным мониторам за состоянием больной. Обычно хирурги сами выбирали музыку, которая звучит во время операций. Вильсон вообще ничего не слышал и не воспринимал, кроме операционного поля, и поэтому предоставлял право выбора человеку, подающему газ, — так Тай ласково называл анестезиологов. Справа от него стояла операционная сестра перед лотком с инструментами. У противоположного края стола, напротив Тая, стоял ассистент, ловивший каждое движение хирурга, считавшегося лучшим специалистом из всех, когда-либо здесь работавших.

Тай рассек плотную, толстую фиброзную оболочку, окружающую мозг, dura mater, машинально произнеся ритуальную шутку: «Ох уж эта твердая мать!» Название наружной оболочки мозга с традиционной латыни переводится на английский действительно как «твердая мать». Шутке этой Тай научился у одного коллеги, старшего резидента, который произносил ее всякий раз, рассекая твердую мозговую оболочку. Этот резидент был теперь профессором Калифорнийского университета в Сан-Франциско. С тех пор Тай выполнил не меньше тысячи операций, но каждый раз говорил: «Ох уж эта твердая мать!» Это был ритуал и дань уважения бывшему наставнику.

В микроскоп Тай видел зрительный нерв, толстый белый тяж которого уходил назад, скрываясь в толще мозга, рядом с нервом пролегала сонная артерия — один из самых крупных сосудов, снабжающих кровью головной мозг. По другую сторону артерии проходил тонкий, как ниточка, нерв, такой тонкий, что казался незаметным даже под микроскопом. «Вот он», — прошептал Тай. Между сонной артерией и тонким нервом он нашел то, что искал, — выпячивание стенки артерии, которое лопнуло, приведя к столь катастрофическим последствиям. Теперь аневризма была похожа на большой кровавый пузырь. Как и подозревал Виллануэва, аневризма была настолько велика, что сдавливала этот тонкий глазодвигательный нерв, отчего возбуждение передавалось на ствол мозга, в результате чего расширился один зрачок.

Иногда Таю казалось невероятным, как может мозг, такой сложный орган, безошибочно и без сбоев работать у большинства людей, которые за всю жизнь не испытывают с ним никаких проблем. Удивительно, ведь так много разных вещей могут привести к пожизненным катастрофическим последствиям, вывести из равновесия деликатную и нежную структуру мозга, поразить его тончайшие функции. Может лопнуть кровеносный сосуд, и излившаяся из него кровь, залив губчатое вещество, может поразить центры, которые контролируют все функции организма — от дыхания до сознания. Какая-то одна клетка может начать бесконтрольно расти и лишить человека зрения, памяти, а то и жизни. Попадание в кровь плода свинца — от контакта матери с тюбиком старой масляной краски — может на всю жизнь нарушить способность ребенка к обучению. Нехватка серотонина вызовет депрессию, которая может сделать больного инвалидом. Удар по голове может закончиться ушибом ткани мозга и нарушить равновесие, лишить пострадавшего речи или способности к суждению. Если мозгу не хватит допамина, то возникнет дрожательный паралич паркинсонизма. Тяжелая недостаточность витамина В12 может привести к слабоумию. Этот список можно продолжать до бесконечности. Защищенный костным шлемом мозг — это обладающий невероятными способностями орган непостижимой сложности.

Однажды, когда Тай учился в резидентуре, один из старших коллег спросил его и еще двух резидентов, выбравших нейрохирургию: почему они решили, что им под силу оперировать «на самой сложной во вселенной структуре»? Эта фраза тоже на всю жизнь запечатлелась в мозгу Тайлера Вильсона: «Самая сложная во вселенной структура».

В самом деле, почему? Мысленно он вернулся к сообщению, полученному ранее. Комната 311. Шесть часов утра.

…Мать Квинна Макдэниела не спрашивала, почему он решил, что ему хватит квалификации оперировать на мозге ее сына. Она видела перед собой уверенного красивого хирурга, мало того, хирурга такого, каким он должен быть. И это был нейрохирург из базовой больницы с высокой международной репутацией. И она была уверена, что все будет в порядке. Когда Вильсон направился в операционную, миссис Макдэниел окликнула его: «Доктор, будьте с ним осторожны. Он… для меня все». Она произнесла эти слова с улыбкой и гордым выражением лица.

Тай внимательно рассматривал аневризму.

— Прямую клипсу.

— Прямую клипсу, — повторила операционная сестра, вложив в правую руку хирурга небольшой металлический предмет.

Женщина, лежавшая перед ним на операционном столе, тоже была для кого-то «всем» — дочерью, женой, матерью. Тай снова вспомнил мать Квинна Макдэниела и вдруг ощутил неведомое ему прежде в операционной чувство — сомнение. Почудилось даже, что здесь появился призрачный незнакомец и склонился над его плечом. Тай вздрогнул. Он никогда не сомневался в своих хирургических навыках, принимал за нечто вполне естественное свое техническое мастерство, спокойствие в критических ситуациях и способность представлять себе развернутую трехмерную конфигурацию мозга. Он видел мозг так, как многие представляют себе кубик Рубика. Тай благодарил судьбу за этот дар и считал, что он всегда будет с ним — вечный и неизменный. Сейчас он впервые задумался: не обманывал ли он себя и других? Может быть, он и не обладает никакими особенными талантами? Об этом можно спросить у Эллисон Макдэниел.

Его задумчивость и бездействие нарушили ритм работы операционной бригады. Операционная сестра недоуменно посмотрела на хирурга. Случилось что-то непредвиденное, что-то необычное, а все необычное и неожиданное всегда вызывает тревогу у сестер и ассистентов. Ассистировавший Таю резидент оторвался от своего микроскопа и вопросительно посмотрел на оперирующего хирурга, не понимая, что собирается делать маэстро.

— Нэнси, я думаю, что лучше наложить окончатую клипсу. — Тай вернул операционной сестре клипсу и получил взамен другую.

— Как думаете, Джейсон, окончатая здесь будет лучше? — Вопрос застал резидента врасплох. Это было приблизительно то же самое, как если бы капитан команды спросил сидящего на скамье запасных желторотого мальчишку, как спасти игру, до конца которой осталось две минуты.

— Да, Тай, я уверен, что окончатая клипса здесь подходит больше.

Тай помедлил, потом кивнул. Операционная сестра подала ему инструмент, и Тай мысленно перевел дыхание. Пока он считал до десяти, его правая рука установила клипсу на аневризме. Все остальные движения большим и указательным пальцами слились в одно неуловимое, молниеносное действие. Клипса встала на место идеально. Дальше операция прошла без особенностей. Тай вышел из операционной, ощущая усталость, которой не должен был чувствовать после такой в общем-то заурядной операции. На психику давили два фактора: испытанное в операционной сомнение и полученное на пейджер сообщение. Сомнение беспокоило его, но не сильно, и он попытался отогнать это докучное, но, в сущности, глупое и неуместное чувство. Это какая-то случайность, прихоть. Он никогда не испытывал сомнений и, вероятно, не будет испытывать впредь. Вот с сообщением все гораздо хуже. Завтра придется отвечать за Квинна Макдэниела, а к этому надо подготовиться. Самое главное — это хорошо выспаться. Но, снимая операционный костюм и бросая его в корзину с грязным бельем, Вильсон понимал, что даже давившая на плечи усталость не сможет заставить его уснуть. О том, чтобы выспаться, не может быть и речи. Комната 311. Шесть часов утра.