Тяжелый понедельник - читать онлайн книгу. Автор: Санджай Гупта cтр.№ 32

Не сказав больше ни слова, Тран наклонилась и принялась рыться в мешках с отходами — в кусках тканей, обрывках операционного белья и перевязочного материала, что-то беспрерывно треща по-вьетнамски.

— Ты думаешь, что я бросила салфетку и забыла, мистер Умник. Ой, простите, доктор Умник. Ты думаешь, что знаешь все. Ты даже не знаешь, как правильно сказать «фо». — Моника произнесла название вьетнамского блюда не «фо», а скорее как «фу».

Только в этот момент Вильямс заметил, что вернулась Сидни. Он смущенно умолк.

— Доктор Саксена.

Моника Тран подняла голову и тоже замолчала.

— Доктор Вильямс, на два слова.

Сидни не хотелось отменять распоряжений Вильямса, который в ее отсутствие становился оперирующим хирургом. Но официально операция была записана на нее, и в случае осложнений отвечать пришлось бы ей. Мало того, в этом споре были правые и неправые, и не прав в данном случае был Вильямс. Они вышли в предоперационную. Сидни посмотрела на молодого хирурга.

— Моника такая упрямая… — Он умолк и покраснел, ожидая, что скажет наставник.

— Она права. Знаешь, каждый год в стране хирурги оставляют в телах пациентов тысячу разных предметов, для точности — около полутора тысяч. Забыть что-то в ране — это не признак слабости, но отказ от проверки — это слабость, и слабость непростительная. Не говоря уж о том, что под протоколом операции расписываться буду я. Мне совсем не хочется завтра искать здесь, в этой операционной, забытый тобой в ране кусок марли. Я не хочу предстать перед судом, а еще больше не хочу выступать гладиатором на арене Колизея в будущий понедельник. — Последнее сразу отрезвило Вильямса.

— Либо вы назначаете рентген, либо это делаю я. Или можете вместе с Моникой поискать салфетку в мешках. — Сидни старалась подражать Хутену. Впрочем, ни для кого не было откровением, что в один прекрасный день именно Сидни Саксена может занять его место. — Но, не отыскав салфетку, вы не имеете права зашивать рану.

Вильямс поджал губы и шумно выдохнул носом. Повернувшись, он направился в операционную:

— Отлично, мы делаем рентген.

Спустя двадцать минут салфетка была обнаружена в грудной клетке больного.

Операция мальчика, сына Ахмада, оказалась простой и прошла без осложнений. Ребенок пришел в себя и начал задавать вопросы. Тай посветил ему в глаза фонариком и попросил поднять обе руки, внимательно осмотрел криволинейный разрез на коже головы и при этом тихо наговаривал на диктофон текст, который потом надо будет перенести в историю болезни. «Зрачки одинаковые, правильной формы, реакция на свет сохранена. Мышечный тонус и произвольные движения сохранены во всех конечностях. Ребенок правильно ориентирован в своей личности, месте и времени». Тай закончил диктовать. Он хотел добавить: «Мальчик не знает, что его отец мертв и что добрый педиатр накурился марихуаны, прежде чем посадить сына в машину и сесть за руль», — но передумал. Из своего кабинета на двенадцатом этаже спустился Хутен, чтобы помочь прооперировать миссис Ахмад. Странно, но шеф не выразил никакого неудовольствия из-за того, что Сун Пак не реагировал на вызов. Миссис Ахмад еще не вышла из наркоза, но скоро она проснется и начнет налаживать разбитую жизнь своей семьи.

Операция по поводу кисты кармана Ратке у Сэнди Шор тоже закончилась без происшествий. Мак оказался способным учеником с хорошими руками и непоколебимой уверенностью в своих силах, которой мог с некоторых пор позавидовать и сам Тай. Теперь он оказался по ту сторону баррикад, и оказался по своей вине. Как бы он ни рассуждал о причинах смерти Квинна Макдэниела, вывод неизменно оказывался одним и тем же — он, Тайлер Вильсон, приставил ружье к виску мальчика и спустил курок. Это было убийство. Разве нельзя назвать убийством неосмотрительную, непростительную ошибку, какую он допустил? Он ощутил во рту кислый вкус изжоги. Смерть мальчика поколебала его неуязвимость, тот сплав мысли и действия, который философ Михай Чиксентмихай называл потоком. Тай утратил то, чем обладал до этого. Как вернуть потерянное? Этот вопрос не давал покоя. Он старался отгонять от себя мысли о том, что будет делать, если это не удастся.

Переодеваясь, Тай думал о том, как быстро улетучилась его уверенность в себе. Две операции на позвоночнике он сделал быстро и не задумываясь, а потом, когда от него потребовалось максимальное напряжение сил и вся его квалификация, застрял. Начал думать, и это все погубило. Тай поддался сомнениям. Он мысленно запретил себе думать и тут же вслух расхохотался от собственной глупости. Самый лучший способ на чем-то зациклиться — это запретить себе об этом думать. Спросите любого подающего, который провалил бросок, или баскетболиста, не попавшего в корзину с линии штрафного броска. В школе Тай был завзятым спортсменом. Он играл подающим в «Сан-Луис-Обиспо» и лучше всех попадал в корзину в баскетбольной команде «Тигры». Тай помнил, как у его товарищей по команде иногда наступало странное психическое торможение, которое мешало им хорошо играть. Дон Бланкеншип, лучший игрок их бейсбольной команды, начинал задыхаться, когда ему приходилось делать даже самый короткий бросок. Рука переставала повиноваться, и мяч падал едва ли не у его ног. К счастью для «Тигров», бейсмену не надо часто бросать. Такое странное психическое торможение мешает играть не только спортсменам школьных команд. Даже игрок основной лиги «Нью-Йорк янкис» Чак Кноблаух тоже страдал от этого проклятия. Можно назвать множество подающих, чья спортивная карьера не состоялась, так как их броски утратили ювелирную точность.

В баскетбольной команде у Тая был товарищ — жилистый нападающий по имени Трент Браун. Однажды он не попал в корзину, выполняя свободный бросок, и с этого момента, делая такие броски, стал попадать один раз из трех. Эти неудачи стали причиной его ухода из первого дивизиона — и все потому, что он не смог преодолеть убеждения в своей неспособности попасть мячом в корзину с расстояния каких-то четырнадцати футов.

Игроки в гольф называют этот страх мандражем, а спортивные психологи зарабатывают неплохие деньги, помогая спортсменам от него избавляться. Разумеется, спорт — не единственная сфера человеческой деятельности, где можно застрять. «И я — наглядное тому доказательство», — подумал Тай. Воспоминание о тех днях, когда он активно занимался спортом, вдруг породило идею. Ему вскоре предстояло читать лекцию о применении гормона прогестерона при травматических поражениях головного мозга. Идея возникла у Тая и его коллеги из отделения неотложной помощи. Они заметили, что женщины лучше, чем мужчины, переносят травмы головного мозга. А что, если женский гормон прогестерон оказывает защитное действие на головной мозг? Оказалось, что они были правы, и Тай написал свою пятнадцатую статью в «Медицинский журнал Новой Англии». Но сейчас, вместо того чтобы работать над докладом, он на мотоцикле уехал из больницы, вернулся домой и переоделся в шорты, футболку и высокие кроссовки. Взглянув на себя в зеркало, выдернул с висков пару седых волос. Из зеркала на него с юношеским задором смотрели ярко-синие глаза. Потом он снова сел на мотоцикл и поехал по Ок-стрит на спортплощадку местной средней школы, где по вечерам собирались школьники и взрослые, чтобы поиграть в баскетбол на заасфальтированном дворе. Пейджер Тай оставил дома.