После переговоров Филиппа Жестокого с магистром де Керпином и самим Григорием IX, было принято решение: в походе против бриттов будет участвовать франкская часть ордена. Король же, инициировавший предстоящий поход, волею Верховного епископа и магистра получил членство Золотого креста и специально изобретенную для него должность Почётного прецептора. А это означало, что франкские рыцари и высшие должностные чины на территории, подвластной королю, подчиняются ему не только как правителю, но и как лидеру ордена. Поход против бриттов положил начало расколу ордена.
* * *
По возвращении из Магдебурга Хогерфест не узнал Ладомиру, так она преобразилась. В новом ярко-зелёном платье модного европейского кроя и сложной причёской, состоявшей из множества хитро уложенных кос, наложница выглядела подстать баронессе. Невольно у ландмейстера зародилось желание, не только обладать Ладомирой на ложе, но и со временем приобщить её к Логосу. Фридриху хотелось, чтобы она сама пришла к решению принятия новой веры и осуществила обряд инициации.
Проведя страстную ночь после длительной разлуки в объятиях наложницы, ландмейстер отправился в домовую церковь, дабы посоветоваться с клириком. Он давно подозревал, что клирик шпионит за ним в пользу Авиньона, и старался выказывать ему всяческое почтение.
Фридрих вошёл в аскетичную домовую церковь и опустился на колени перед небольшим алтарём, над которым висел золотой крест, символизирующий Логоса. Ландмейстер сотворил молитву и поднялся — перед ним стоял клирик.
— Святой отец, выслушайте меня, — попросил Фридрих.
— Ты хочешь исповедаться, сын мой? — уточнил клирик.
— Нет, я хочу испросить у вас совета.
Клирик жестом пригласил Фридриха присесть на деревянную скамью, стоявшую подле стрельчатого окна, украшенного цветным витражом в оловянном переплёте.
— Вы, наверняка знаете, что после похода на венедов, у меня появилась новая наложница…
Клирик сцепил руки на своём пухлом животе и кивнул.
— Да сын мой, я видел эту дикарку. Не скрою: она красива… Что поделать, вы молодой мужчина и ваша плоть требует удовлетворения. Устав ордена Золотого креста не призывает к целибату
[89]
.
Фридрих постарался скрыть улыбку.
— Я хочу, чтобы она сама пришла к вере в Логоса и стала искренно почитать его… — продолжил Фридрих.
— Похвальное желание… — поддержал его клирик. — Моя задача, как верного служителя культа, возвращать заблудшие души язычников из тьмы и направлять к вечному сиянию Логоса.
— Вы поможете мне в этом, святой отец?
Клирик сморгнул. До сего момента он обращал пленных венедов в свою веру, но никогда о них лично ландмейстер не хлопотал. Клирик понимал: эта дикарка зацепила Хогерфеста и надолго на его ложе.
— Эта женщина должна забыть своё греховное прошлое, полностью очиститься от скверны.
— Да, святой отец, я отдаю её в ваши надёжные руки, — подтвердил Хогерфест.
Клирик удовлетворённо кивнул. Но, немного поразмыслив, спросил:
— Какую роль вы уготовили дикарке, сын мой? Надеюсь, вы не забыли об Эве Волтинген, дочери гроссмейстера ордена Белых плащей?
При упоминании о юной Эве, лицо Хогерфеста приняло каменное выражение.
— Я не давал гроссмейстеру обещания жениться на его дочери. Она ещё дитя…
— Но дети растут. И через пять лет Эва превратится в зрелую девушку, способную зачать. — Возразил клирик.
Хогерфест прекрасно понимал, куда он клонит, и потому заверил:
— Я даю себе отчёт, что брак с Эвой Волтинген — прежде всего политический шаг, призванный обеспечить союз двух великих орденов. И приму достойное решение, когда придёт время.
Клирик удовлетворился обещанием Хогерфеста.
— Что ж сын, мой. В таком случае я позабочусь о душе дикарки. Да и нужно придумать ей достойное имя! Ладомира… — клирик осенил себя крестом, — язык можно сломать…
— Пусть она станет Зельмой, — немного подумав, предложил Фридрих.
— В переводе с церковного языка — шлем бога… Хм… — на какой-то миг растерялся клирик. — Впрочем, достойное имя для новообращённой. — Одобрил в итоге он.
Клирик исполнил обещание, данное Хогерфесту — взял под своё крыло Зельму. Молодая женщина не говорила по-саксонски, и клирик лично занимался с ней. Ученица оказалась на редкость способной. Спустя пару месяцев служитель церкви уже мог гордиться своими трудами — голубоглазая Зельма оправдала надежды ландмейстера, проявляя искреннее рвение к Логосу. По крайней мере, клирику и обитателям замка так казалось. Они не знали, что каждую ночь, после жарких объятий Фридриха, стоя подле стрельчатого окна, Ладомира-Зельма мысленно взывала к своим древним богам. Вдыхая свежий ночной воздух, тихо плача, молодая женщина поглаживала свой живот, вспоминая Лесьяра и своих родных, о которых ничего не знала с того момента, как покинула Велегош после праздника Купалы.
Она верила Астрид, верила, что в её чреве зародилась новая жизнь — её сын. Но как быть с Хогерфестом? Как убедить Фридриха, что она носит его дитя? Если хозяин замка узнает правду, то её отправят на конюшню или скотный двор. Единственным выходом, казалось в тот момент Зельме: убедить Хогерфеста, когда придёт время, что ребёнок родился семимесячным. Даже мужчины знают, что такое часто случается.
Наконец, в начале октября по саксонскому календарю Зельма отважилась-таки признаться Фридриху, что беременна. Говорила она плохо, ломая саксонские слова.
— Я жду ребёнка… Это твой сын… — с трудом выговорила Зельма.
Но Хогерфест тотчас уловил смысл сказанного Зельмой. Это случилось вечером, когда хозяин намеревался увлечь её на любовное ложе.
— Ты ждёшь ребёнка? — удивлённо переспросил Фридрих.
Зельма, облачённая в полупрозрачную ночную сорочку, пала к ногам своего господина. Её медового цвета волосы разметались по мозаичному полу.
— Да, мой хозяин…
Фридрих порывисто поднял Зельму с пола.
— Чей это ребёнок? — нарочито медленно и громко, разделяя интонацией слова, спросил Хогерфест.
— Твой… — последовал краткий ответ.
В этот момент Зельма понимала, что своей ложью спасает себя и будущего ребёнка. Возможно, настанет момент, когда она сможет совершить побег из замка. Но не сейчас, позже…
Фридрих привлёк к себе женщину и крепко обнял её.
— Ты уверена, что родится сын? — чётко разделяя слова, спросил он.
— Да… Мне сказал Логос… — солгала Зельма.
Фридрих растрогался, едва сдерживая слёзы, он ощутил себя самым счастливым человеком во всей Саксонии. Ведь до сих пор ни одна женщина так и не смогла зачать от него.