Грани миров - читать онлайн книгу. Автор: Галина Тер-Микаэлян cтр.№ 45

Они четко развернулись и вышли. Я подумал, что за то время, что взрослые мужчины были на фронте, этим мальчишкам явно стало не хватать отцовского ремня. Дед смотрел на меня с упреком.

„Почему ты велел им сдаться, если НКВД их настигнет? Они — взрослые мужчины и, слава аллаху, умеют хорошо стрелять“.

„Они еще мальчишки, я не могу позволить им играть своей и чужой жизнью“.

„Во время восстания семьдесят седьмого года мне было семь лет, но я уже держал винтовку в руках и стрелял в русских“.

„Я тоже был на войне, дедушка, и там узнал цену жизни и смерти.

Мало уметь стрелять, надо знать, когда можно выстрелить, а когда из-за одного твоего выстрела могут погибнуть десятки безвинных людей. Смерть не знает национальности, но русских миллионы, а наш народ немногочислен. И без того много наших мужчин полегло на войне с немцами. Иди с ними, дедушка и, если мне не удастся освободить Руми и присоединиться к вам, то не допусти кровопролития. Береги людей, чтобы и через тысячу лет на Земле могли жить потомки гинухцев и хваршинов“.

„Такты решил идти с нами, сынок?“

Я пожал плечами — а что мне еще оставалось? Если эти юнцы и мой старый дед безумствуют, решив вести людей на гибель, то и для меня другой дороги нет — на войне мне не раз приходилось бывать в разведке, возможно, что мой опыт окажется полезным. Скроемся пока в горах, а там — кто знает? — может так случиться, что товарищ Сталин очень скоро уберет зарвавшегося наркома Берию, как убрал в свое время Ягоду и Ежова. Тогда можно будет объявиться и вернуться домой.

Я уже не верил в то, что все в Советском Союзе делается на благо народа и во имя справедливости, но еще верил в товарища Сталина. Поэтому я достал свой именной револьвер и сказал деду:

„Иди, дедушка, уводите людей, как решили, а я поеду к Веденяпину“.

Кажется, я сумел убедить деда в своей правоте, потому что он какое-то время пристально смотрел на меня, потом глаза его просияли:

„Ты прав, сынок, и я горжусь тобой, — взгляд его уперся в мои трясущиеся руки, — но я поеду к Веденяпину вместе с тобой. Ты не по возрасту мудр, но и твой старый дед может на что-то пригодиться“.

Что мне было делать с этим упрямцем? Я сердито ответил:

„Хорошо, дедушка. Но ты будешь делать то, что я тебе скажу и ничего другого“.

„Да, сынок, я сделаю все, как ты скажешь. Ты правильно объяснил, что в бою должен быть только один командир“.

Мы подъехали к зданию районного НКВД в начале девятого. Я велел деду и шоферу — молодому аварцу Хуршиду — ждать в машине, а сам сказал дежурному чекисту:

„Сообщите товарищу Веденяпину, что я приехал по срочному делу — у меня сообщение чрезвычайной важности“.

Меня немедленно проводили в кабинет начальника районного НКВД. Похоже было, что Веденяпин всю ночь работал, потому что глаза его были воспаленными от бессонницы.

„Да, — отрывисто сказал он, встряхнув мне руку, — я слушаю, товарищ Гаджиев, что ты хочешь мне так срочно сообщить?“.

Я оглянулся — мы с Веденяпиным были в кабинете одни.

„Ночью был арестован юноша Руми Гамзатов, прикажи привести его сюда — я хочу его видеть“.

„Ты хочешь…“

Он не договорил, уставившись на дуло револьвера в моей трясущейся руке, но я не позволил ему дотянуться до кобуры.

„Руки на стол, Веденяпин. Видишь, после контузии руки мои дрожат, и я могу случайно нажать на курок“.

В глазах его мелькнул испуг, широкие ладони торопливо легли на стол, и мне стало понятно, что этот человек согласится на все ради спасения своей жизни.

„Чего ты хочешь, Гаджиев? — торопливо спросил он. — Ты болен? Ты понимаешь, что ты делаешь? За такие вещи ты не только положишь на стол партбилет — тебя расстреляют и не посмотрят, ни на какие твои военные заслуги“.

„Сейчас я сяду рядом с тобой за стол, и мы будем сидеть, как два самых близких друга. Но под столом мой револьвер упрется в твое тело, дуло его будет направлено прямо в твое сердце. Запомни хорошо, что ты должен сделать, иначе мой палец задрожит слишком сильно и нажмет на курок. Прикажи привести Руми, скажи своим людям, что мы вдвоем хотим его допросить. Пусть с него снимут наручники, а после этого пусть твои люди выйдут из кабинета. Ты хорошо все запомнил?“

Не спуская с него глаз, я подвинул стул и сел рядом с ним. Дуло моего именного револьвера уперлось Веденяпину в бок, и то, что он прочитал в моем взгляде, заставило его торопливо поднять трубку телефона и отдать приказ.

Руми привели в кабинет минут через десять. Он слегка прихрамывал, один глаз у него заплыл, но держался он бодро — так, как и положено мужчине нашего рода. Увидев меня, он изумился, но ничего не сказал. По приказу начальника высокий чекист с наганом снял с мальчика наручники и вышел, оставив нас одних. Веденяпин угрюмо спросил:

„Хорошо, что теперь?“

„Теперь мы немного посидим, а потом ты прикажешь своим людям отвести мальчика в мою машину, которая ждет внизу. Скажешь, что решил его отпустить — ведь это, в конце концов, всего лишь ребенок.

Когда они уедут, мы немного подождем, и я уйду“.

В глазах его загорелся хищный огонек.

„Ты и вправду болен, Гаджиев! Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу? Или ты хочешь меня убить? Но тогда мои люди тебя отсюда не выпустят“.

„А теперь послушай ты. Если ты не выпустишь мальчика, то я тебя застрелю, в этом ты можешь не сомневаться. Но если он уйдет, то у тебя будет выбор. Первое: ты признаешься своим людям, что струсил под дулом пистолета и выпустил „врага народа“. Второе: ты скажешь всем, что допросил мальчишку в присутствии его дяди — секретаря райкома партии товарища Гаджиева. Дядя обещал отодрать неслуха, и ты его отпустил домой. После этого вы с товарищем Гаджиевым еще какое-то время побеседовали о делах, а потом секретарь районного комитета уехал заниматься своими делами. Если ты меня застрелишь прямо в своем кабинете, это будет выглядеть крайне странно и вызовет кучу вопросов. Если же я спокойно уйду, то никто ничего не заподозрит, никто не обвинит тебя в измене и впоследствии никто ни о чем не узнает. Так как, договорились?“

Веденяпин сдался не сразу и еще попробовал немного покуражиться:

„Грязный шакал ты, Гаджиев! Кем бы ты был, если б не партия? Ходил бы с кнутом и пас баранов в своих горах. Тебя учили в институте, тебе дали партбилет, тебе доверили ответственную работу, а ты при первом же случае предаешь и партию, и Родину! Правду говорят: сколько волка не корми, а он все в лес смотрит! Моя бы была воля, так я бы перестрелял вас всех — и чеченцев, и гинухцев. Все вы одним миром мазаны! Всю жизнь вы, горцы, готовы воткнуть России нож в спину“.

Я покрепче прижал дуло к его боку, и он смолк — револьверу, наверное, передалась дрожь моих пальцев, и начальник испугался, как бы я и в самом деле случайно не пальнул.