Носферату - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Зарубина cтр.№ 30

Муравьев густо покраснел, его уши под черными как смоль космами загорелись, а шея стала пунцовой.

— Я! Я его убил! Разве вам недостаточно моего слова? — простонал он и посмотрел на дядю Брутю умоляюще и покорно. — Остальное, к сожалению, не только моя тайна, и я не могу решать за другого человека… Я же признаю свою вину. Прошу вас, поймите меня правильно…

— Нет, это вы поймите нас. — Дядя Брутя, всего несколько минут назад готовый разрыдаться над судьбой несчастного профессора, глянул в лицо страдальца, как крестоносец на маляра, золотящего усы деревянной статуе Перуна, и глаза его метнули молнии. Я мысленно зааплодировал, но промолчал.

Дядя Брутя был настолько и нешуточно грозен, что Муравьев даже как-то съежился в кресле и стал немного меньше, хотя и в таком сморщенном варианте был вдвое крупнее дяди Кати, даже в наиболее чревоугодные моменты его, дяди-Катиной, жизни.

— Вы предлагаете нам вытаскивать вас за уши из выгребной ямы и утверждаете, что помогать вы нам не можете, так как яма общественная, и фекалии в ней не только ваши, и вы боитесь, барахтаясь, повредить вонючую собственность остальных вкладчиков. Так?

Дядя Брутя вынул белоснежный платок, взмахнул им, словно отдавая приказ о казни, и принялся ожесточенно вытирать пятнышко на чубуке своей драгоценной трубки. Это была вечерняя, последняя на сегодня, так как даже самый либеральный курильщик трубки не позволяет себе в день более трех. Последние крошки Black Cavendish уже догорели в своем миниатюрном полированном тофете. Однако дядя Брутя оставался настолько взволнован и даже взвинчен, что не торопился расставаться со своей верной, тщательно подобранной и любовно обкуренной соратницей и с нежностью сжимал в пальцах ее еще теплое тельце.

Профессор сидел молча, потупившись, и шевеление складок на его лбу говорило о том, что в данный момент Валерий Петрович принимает решение. И решение это дается ему очень нелегко.

— Хорошо, — наконец сдался он. — Я расскажу. Но я умоляю вас сохранить это в секрете.

Мы с дядей кивнули и уселись поудобнее, поскольку разговор, как нам подумалось, предстоял длинный.

Догадка оказалась верна. История профессора Муравьева тянулась, как спагетти, но мы глотали эту бесконечную макаронину с азартом школьника, осваивающего игральные автоматы.

История была действительно непростой, и главным действующим лицом ее оказался не профессор Муравьев, а наш бесценный Павел Александрович Насяев собственной персоной.

— Я не знаю, как так получилось, что консул и Паша Насяев познакомились так коротко, — проговорил профессор Муравьев. — Наверное, это случилось на Саломаре, во время конференции. Я, по правде говоря, не слишком горел желанием посмотреть планету и познакомиться с жителями. Консул приглашал нас на прогулку по столице Федерации, она у них называется как-то сложно, мой переводчик аналога не нашел, но один француз, неплохо говоривший по-русски, чтобы подразнить меня, называл ее Паучая Плавучая. Паша все свободное время пропадал, а я предпочитал сидеть в гостинице. Мне выделили надводный номер, и единственное, что я помню, — это запах самок, выныривавших под моими окнами. Они что-то бормотали и катались на волнах. И, честное слово, от этого запаха будто теряешь контроль над собой. Стоишь и смотришь как дурак. Я даже перестал на балкон выходить. А Паша, он такой, он всегда и во все су… вникает, старается найти положительную сторону. Вот он и мотался с ними в лодке по городу.

А потом, после возвращения, мы долго не виделись, я летал в Берлин по делам кафедры. И вдруг он звонит мне и просит приехать. Говорит, что консул Раранна на Земле и ему нужна моя помощь.

Я, конечно, бросился к Паше.

Он сидел дома один. Отпустил прислугу, а жену отправил к родителям, для соблюдения секретности. Он сказал, что консул будет поздно ночью и он, Паша, боится и потому просит меня побыть у него дома.

Помню, мы стояли у него в кабинете. Он очень волновался и без конца дергал верхний ящик стола, и я заметил там пистолет. Он сказал, что Раранна намекал на какое-то важное и опасное дело и обещал, что если Паша окажет ему помощь, то он очень щедро отблагодарит его, поскольку без земного помощника ему не обойтись. Он сказал также, чтобы я оставался в кабинете, а он примет консула в соседней комнате, и если я что услышу странное или пойму, что ему угрожает опасность, чтобы я звонил на горячую линию Министерства инопланетных дел.

Я сидел и ждал, не курил даже, чтобы случайно не выдать себя. Консул прибыл поздно ночью. Они устроились в зеленой комнате, смежной с кабинетом, и начали разговаривать…

Муравьев был полностью погружен в воспоминания и мысленно проживал каждую минуту того злополучного вечера. А до меня только что дошло, что Раранна САМ ЯВИЛСЯ домой к Насяеву.

— Так он что, мог передвигаться по суше? — изумленно спросил я, и звук этих слов запустил наконец какие-то шестеренки в моем мозгу, которые, по идее, должны были зашевелиться значительно раньше и соединить странные отметины на щупальцах саломарца с болтовней моей матери об исцарапанных асфальтом туфлях на стеклопластовом каблуке и оговорками профессора Насяева. Муравьев поднял на меня непонимающие глаза, но постепенно смысл вопроса дошел до него, и он кивнул:

— Да-да, они ходят по суше, но только ночью. У них по ночам другой тип дыхания включается, легочный, а днем открываются жаберные щели.

Вот почему щупальца Раранны были в царапинках. Это следы от старого асфальтового покрытия. Он прошлепал восемь кварталов пешком, от вокзала до дома Насяева. До нас ему было бы значительно проще добраться, всего-то полтора квартала. Представляю, что бы сказала мама, узри она консула, пусть и еще живого, в своей драгоценной кремовой столовой.

— Извините, что снова прерываю ход ваших мыслей, профессор. А быстро они ходят по суше?

— Довольно быстро, — ответил Муравьев, хмурясь, — я бы сказал, километров пятьдесят в час.

— И что, ни один из наших доблестных ментов не заметил здоровенного четырехглазого полупаука-полуосьминога, бодро шурующего по улицам Северной столицы? Я был более высокого мнения о наших органах…

Дядя Брутя кашлянул в кулак, но я все равно заметил, как его усы приподнялись по краям, что означало усмешку.

— Ну что вы! — Муравьев слегка улыбнулся, и в этот момент я бы ни за что на свете не сказал, что этот человек мог выстрелить из пистолета даже в пивную бутылку, не то что в разумное существо. — Саломарцы на самом деле прозрачные. У них шестнадцать пар, как я это называю, цветовых желез. Они по собственному желанию окрашивают тело в семьсот шестьдесят четыре оттенка, но если саломарец не считает нужным расцвечивать свой организм, он почти не виден человеческому глазу. Так что любой постовой или прохожий мог счесть это едва заметное движение прозрачной тени шевелением теплых воздушных потоков.

— Тогда понятно, — отозвался я.

— Продолжайте, Валерий Петрович, — благосклонно буркнул дядя, и профессор Муравьев снова помрачнел, мысленно возвращаясь в самый ужасный вечер своей жизни.