И тут меня осенило.
Я отчетливо вспомнил тот июнь. Каждый день просиживал я штаны на излюбленном мостике, готовясь к последнему экзамену у Ромидаля. Повторял различные правила декламировал заклятья. И среди них конечно же, был достопамятный стих призыва, который я, по-видимому, однажды забыл компенсировать отзывающим заклятьем…
Тогда я и помыслить не мог, что моя невинная зубрежка вернет к жизни отчаявшегося циркового гимнаста.
Однако теперь все наконец-то встало на свои места. Заслышав мои шаги, Том решился нырнуть и захлебнулся, однако прочитанный мной стих тут же вернул его к жизни. Это могло объяснить, почему разум циркача остался цел и практически невредим. Ну а вода, проводящая магический ток куда лучше любого металла, послужила заменой моему привычному ободку, позволив душе Тома вернуться в тело, не успевшее еще толком остыть.
Все эти мысли промелькнули в моей голове буквально за секунду. А Кастор тем временем продолжал:
— Потом я долго и безуспешно пытался отправиться на тот свет. Перепробовал все — и вешался, и вены себе резал, и с крыши прыгал, но ничего не помогало. Я по-прежнему был жив, хотя и чувствовал, что жизнь эта — иная. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Поначалу я думал, что тому виной — апатия, связанная со смертью Клары, но через несколько дней стало ясно, что мой организм попросту не нуждается в пище. Разозленный своей неожиданной живучестью, я вернулся в город и долго слонялся по подворотням, нарочно ища неприятностей, но очередная потасовка не приносила желанного избавления. Однажды какой-то косоглазый бандит пырнул меня ножом в сердце и, увидев, что я, как ни в чем не бывало, продолжаю махать кулаками, испуганно заголосил о происках некромантов. Тогда-то меня и осенило: что, если в моем воскрешении действительно замешан маг смерти? Что, если я — уже не человек, а зомби? По крайней мере, это могло объяснить, почему я до сих пор жив. Решив во всем разобраться, я проник в городские архивы и нашел там всего одно имя «Остин Хардман». Согласно записям, это был единственный прирожденный некромант Бокстона за последние тридцать лет. Хардман получил свое предназначение в тысяча девятьсот десятом — в тот самый год, когда неизвестные силы вернули мою душу из Покоя.
В тот самый год, когда Шар определил для меня судьбу детектива, отметил я про себя.
— Решив, что он-то мне и нужен, — сказал Том, — я отправился в резервацию некромантов, дабы поговорить с Хардманом по душам. Транспорта и денег у меня не было, и потому я, недолго думая, отправился в путь пешком. Благо в еде и воде я не нуждался, да и усталости, как выяснилось, не испытывал.
Я представил себе, как Том бредет вдоль дороги в направлении Дикого Края. Как пробирается через снега, утопает в сугробах и прячется в лесах от зверья и разбойников. Насколько же велико в нем было желание умереть, если он потащился за смертью на самый север континента?..
— Идти пришлось долго. Я не считал дни и ночи: после моего воскрешения время для меня потеряло всякий смысл. День за днем шагал я вперед, пока наконец не достиг своей цели. Передо мной был поселок некромантов — несколько десятков бревенчатых изб в окружении вековых елей. Найти жилище Хардмана оказалось довольно легко: он жил на самой окраине, один, в покосившемся доме с закрытыми ставнями. Как я выяснил позже, среди некромантов Остин был изгоем, этакой белой вороной. Обитавшие в поселке маги долго и упорно пытались обучить новичка основам магии смерти, однако в итоге махнули рукой: чародейский потенциал Хардмана оказался до смешного ничтожным. Никто не понимал, как Шар мог наречь этого парня прирожденным некромантом, но писать о досадной ошибке в столицу жители поселка не решались — боялись, что их сочтут протестантами и отправят на виселицу. А Остин тем временем, несмотря на бесконечные неудачи, упрямо штудировал различные фолианты и гримуары в надежде, что однажды ему все-таки удастся постичь некромантское искусство… но все было тщетно. Таланта мага смерти в нем имелось не больше, чем в самом обыкновенном булыжнике.
В душу мою начинали закрадываться смутные сомнения. Я вспомнил свой первый курс, комнату в общежитии академии, гору учебников вокруг и мое отчаяние в преддверии первых экзаменов. Учеба, что греха таить, давалась не так просто, как хотелось бы. История Хардмана напомнила мне мою собственную, пусть моя и не была такой печальной.
— Я сначала конечно же не поверил ему, решил, что Остин врет. Но множественные попытки меня упокоить, которые он предпринял, так ни к чему и не привели. Хардман читал заклятье снова и снова, но ничего не изменялось. И тогда мы оба задумались — если не Остин вернул меня в мир живых, то кто? Кто он, этот таинственный чародей, пришедший на берег реки в злополучный июньский полдень? И тогда Хардмана осенило. Он предположил, что проклятый Шар по ошибке отдал его судьбу прирожденному некроманту и, тем самым, невольно обрек Остина на прозябание в Диком Краю. Конечно, верилось в это с трудом, но я не мог отрицать очевидного: любые попытки Хардмана совладать с темным волшебством ничем не заканчивались. При этом парень обладал крайне острым умом, отличался прилежанием и усидчивостью, а значит, вполне мог сгодиться для иной, никак не связанной с магией работы. Но клеймо-то у него было некромантское!.. Чтобы найти способ проверить свою теорию, Хардману потребовалась дня три, не больше. Из-за магического браслета, который ограничивал его перемещения, в Бокстон я отправился в одиночку. Мне надо было проверить около сотни сверстников Остина, а потом с результатами этой проверки вернуться в северный поселок с докладом. Разумеется, быстро справиться с подобной задачей я не мог, но, по счастью, времени у нас обоих имелось в достатке: у Остина впереди была целая жизнь, у меня же и вовсе вечность.
Том прервался на пару секунд — видимо, вспоминал какие-то важные детали, — а потом заговорил вновь:
— Вернувшись в Дикий Край спустя два с лишним года, я с удивлением обнаружил, что Хардман все-таки извлек небольшой толк из постоянных своих упражнений: теперь с помощью нехитрых заклятий он мог мысленным приказом перемещать иголки и нитки. Конечно, это нельзя было сравнить с умениями прирожденных некромантов, но Остин пообещал мне, что обязательно найдет достойное применение даже этим пустяковым трюкам. Получив результаты моей разведки, он, однако, на время забыл о магии и полностью сосредоточился на нашем деле. Через несколько дней скрупулезных исследований Хардман назвал мне шесть имен и велел уделить этим господам самое пристальное внимание. Остин не сомневался, что один из них и есть тот самый некромант, чье место он по нелепой случайности занял. И среди этих шести имен, Гиллиган, было твое.
Я вздрогнул. С середины повествования, когда зашла речь о возможной ошибке Шара, я начал подозревать, что моя фамилия рано или поздно всплывет. Неделю назад я бы счел подобные заявления чушью и ересью, происками вездесущих протестантов, которых хлебом не корми — дай осудить работу старинного артефакта, но за последние дни вера моя поугасла, и потому Кастор лишь подтвердил опасения, давно терзавшие душу.
— И, разумеется, в конечном итоге ты вышел на меня? — хрипло спросил я.