Я покачал головой.
Стефанопулос кашлянула и постучала пальцем по циферблату своих часов.
— Я не дам тебе попасть за решетку, — проворчал Сивелл. — Но только потому, что мы должны раз навсегда покончить с этим потусторонним дерьмом, пока какая-нибудь шишка из Ассоциации не обратилась за помощью к архиепископу Кентерберийскому.
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал я.
Судя по взгляду, который на меня бросил Сивелл, он сомневался, что у меня вообще есть какие-то там силы.
— В следующий раз, — буркнул он, — включай мозги, прежде чем открыть рот. Как тогда, после случая в Хэмпстеде, — ясно тебе?
— Предельно, — ответил я.
Входная дверь резко распахнулась, и на пороге возник человек. Средних лет, седеющий, широкоплечий и с необычайно густыми, кустистыми бровями. Даже если бы я не видел его анкету в базе, я и так узнал бы Ричарда Фолсома, заместителя комиссара — одного из самых крупных чинов полиции. Он поманил Сивелла пальцем:
— Алекс, на два слова.
Сивелл бросил взгляд на испорченный магнитофон.
— Допрос приостановлен, — сказал он, здороваясь за руку с Фолсомом. Затем послушно вышел вслед за ним из кабинета. Стефанопулос вяло попыталась пронзить меня своим фирменным свирепым взглядом, в то время как я размышлял, хранит ли она еще свою коллекцию «Маленьких Пони».
Вернувшись, Сивелл объявил, что допрос будет продолжен в соседнем кабинете, где все записывающие устройства в полном порядке. Там мы отдали дань освященной временем традиции излагать одну только правду и при этом врать не краснея. Я сообщил, что нам с Найтингейлом из весьма солидного источника стало известно, что на Боу-стрит соберется группа лиц — во всяком случае, точно больше одного, — совершившая серию бессмысленных и беспощадных нападений в Вест-Энде. Мы отправились выслеживать ее и были обстреляны неизвестными из укрытия.
— Заместитель комиссара Фолсом особенно обеспокоен тем, что все произошло вблизи здания Королевской Оперы, — сказал Сивелл.
Фолсом, очевидно, был до некоторой степени ценителем оперы и пристрастился к Верди вскоре после того, как получил чин заместителя комиссара. Внезапное увлечение высоким искусством — распространенное явление среди полицейских определенного ранга и определенных лет. В принципе это банальный кризис среднего возраста, только ему сопутствуют шикарные залы с канделябрами и пьесы на иностранных языках.
— Мы полагаем, что эпицентр деятельности этой группы может находиться на Боу-стрит, — сказал я, — однако, как показало наше расследование, она никоим образом не связана с Королевской Оперой.
К шести часам мы закончили, представив данные в таком свете, чтобы Сивелл мог преподнести их Фолсому. Я практически спал сидя. Думал, может, меня отстранят от дела, предупредят о грядущем дисциплинарном взыскании или мой случай будет разбирать Независимая комиссия по жалобам на полицию, но меня просто отпустили. Было около семи утра.
Сивелл предложил подвезти меня, но я отказался. И медленно, на напряженных дрожащих ногах пошел по Сент-Мартин-лейн, падая от усталости. За ночь погода изменилась. Небо было грязно-серым, дул холодный ветер. В субботу час пик начинается довольно поздно, и город еще хранил сонное спокойствие раннего утра. Я перешел Нью-Оксфорд-стрит и направился в сторону «Безумия». Ожидал худшего, и эти ожидания вполне оправдались. На улице я заметил по крайней мере одну полицейскую машину без маркировки. Нельзя было разобрать, есть ли кто-нибудь внутри, но я на всякий случай помахал рукой. И направился к парадному входу, потому что лучше уж сразу оценить истинное положение вещей. А еще потому, что был слишком измотан, чтобы идти вокруг особняка к каретному сараю.
Внутри, вопреки моим ожиданиям, оказались не полицейские, а солдаты в боевой форме и с винтовками. Они были в камуфляже для лесного ландшафта и в бордовых беретах со значками военно-десантных войск.
Двое встали на пути из гардероба, еще двое — по обе стороны от главной двери, готовые схватить каждого, кто достаточно мало дорожит своей жизнью, чтобы вступить в схватку с вооруженными десантниками. Кто-то решил обеспечить безопасность особняка и подошел к этому вопросу весьма и весьма обстоятельно.
Десантники не стали поднимать оружие, чтобы преградить мне путь, однако напустили на себя ту самую воинственность под маской равнодушия, благодаря которой на улицах Белфаста до подписания мирного договора было так весело. Один кивнул в сторону холла, у дверей которого в былые, более галантные времена дежурил привратник. Теперь там находился еще один десантник, с сержантскими погонами. Он пил из кружки чай и листал «Дейли Мейл». Я узнал его. Это был Фрэнк Кэффри, доверенное лицо Найтингейла в Пожарной службе. Он приветливо кивнул мне, жестом приглашая подойти ближе. Я мельком глянул на его шевроны — они обозначали принадлежность к Четвертому батальону парашютных войск, который, как мне было известно, входил в состав территориальной армии. Фрэнк, очевидно, был запасником — в таком случае понятно, где он тогда достал фосфорные гранаты. Я подозревал, что все происходящее — тоже часть системы кумовства, только теперь сильно сомневался, что Фрэнк действует в интересах Найтингейла. Офицеров в помещении не было — очевидно, они, презрев свои обязанности, преспокойно вернулись в казармы, свалив все на сержанта.
— Я не могу пропустить вас, — сказал Фрэнк. — Пока ваш начальник не придет в себя или не будет назначен его официальный преемник.
— А чье это распоряжение?
— Это часть общего договора, — сказал Фрэнк. — Найтингейл давно связан с этим подразделением, у них свои счеты. Свои, скажем так, долги.
— Эттерсбург? — спросил я, начиная догадываться.
— Есть долги, которые нельзя оплатить, — сказал Фрэнк. — И есть работа, которая должна быть выполнена любой ценой.
— Мне нужно внутрь, — сказал я, — я должен попасть в библиотеку.
— Извини, парень, — покачал головой Фрэнк. — Несанкционированный доступ в главное здание запрещен, в договоре это четко прописано.
— Главное здание, — повторил я. Фрэнк явно на что-то намекал, но я настолько отупел от усталости, что не понимал, на что именно. Ему пришлось повторить несколько раз, прежде чем до меня дошло: каретный сарай — это вне главного здания.
Я вышел наружу. Сквозь облака пробивались тусклые солнечные лучи. Я обогнул особняк и подошел к гаражу. Снаружи стоял видавший виды «Рено Эспейс» с явно фальшивыми номерами — такая машина могла принадлежать только десантнику. Я открыл гараж и сперва проверил, в порядке ли «Ягуар», и только потом достал из-под верстака чехол и накинул его на раритетное авто. Затем устало поднялся по лестнице к себе — и обнаружил, что меня опередила Тайберн.
Стоя спиной ко мне, она рылась в старых чемоданах и прочем хламе, который я сложил в дальнем конце комнаты. Портреты Молли и, как я понял, Найтингейла-старшего стояли у стены. Опустившись на колени у дивана, Тайберн вытащила из-под него еще один чемодан.