Черно-белое кино - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Каледин cтр.№ 11

— Пойдем, налью. — Васин распахнул калитку и споткнулся о Кику. — Эта еще здесь!

— Окотилась, — виновато пожал плечами Старче. — Пять штук… Три беленьких, два кобелька.

— Тихо! — Грек поднес к глазам руку с безупречной «Победой», которую собрал еще пацаном в часовой ремеслухе. — Раз… Два… Три!

И точно: приветствуя юбиляра, на участке Грека истошно завопил петух, единственный на всю округу. Выстарившихся кур Грек ликвидировал, а петуха не смог поймать. Теперь петух-раритет барином разгуливает по нашему «Соколу», собаки его не обижают.

Сегодня Васину восемьдесят. А Греку и Старче восемьдесят будет года через три-четыре, может, через пять.

Васин знаменитый медник, гнет профили самолетов. Капитализм отозвал его с пенсии, умолив еще поработать. На завод Васин ходит три раза в неделю в костюме с галстуком. В обед принимает стакан — это поддерживает его в тонусе и администрацией не возбраняется. Есть у него и любимая женщина, с чужим приплодом. С личным же своим сыном, врачом-проктологом, Васин контачит плохо. Их встречи на даче начинаются мирно, Васин называет его «сынок». Но сынок расправляет крылья — начинает учить отца по строительству, и в ответ над «Соколом» поднимается тяжелый мат. Доктор визгливо, по-бабьи, отбрехивается и отчаливает в Москву. Васин напряженно смотрит ему вслед, как бы сомневаясь: из его ли тот помета? Но главная проблема Васина не в отцах и детях: недавно ему добавили к сердцу дополнительный мотор-стимулятор и приказали кончать с работой и алкоголем. А завод только что получил обетованный заказ из Израиля — стратегический гидроплан. И хотя Васин евреев не жалует, своей волей отказаться от интересной работы не в силах.

Двадцать лет он в одиночку (не из скаредности — из гордыни) строил дом, трехэтажный, с кирпичным цоколем. Загоревший, полуголый, он стучал топором сначала внизу, а потом и на верхотуре. И пел.

Дом задумывался самым высоким в округе. Васин подвел недоскреб под крышу, но попал в больницу. Стройка замерла, огромный сруб мокнет.

Утром Васин сгонял в Можайск на рыбразвод к друганам, и сейчас в корыте из-под цемента шевелились две длинноносые стерляди и три черных извилистых угря. Васин выудил драгоценную рыбу, попробовал острие ножа на ногте большого пальца, остался недоволен и пошел за бруском. А стерлядь снова пустил в воду подышать.

Обноски Васин не жалует, одет по-молодому: джинсы с широким ремнем, красная ковбойка, кроссовки.

Движения его расчетливы, не суетны, он не переправляет сделанного. Даже замерзшая водка, которую он сейчас льет свысока тугой маслянистой струей, — не брызгаясь, точно доверху, с бугром, заполняет мутные с поволокой на манер венецианского стекла, оплавленные граненые стопки. Эксклюзивная посуда отошла Васину с пепелища Старче. Ларочка-бомжиха, с которой Старче подживал этой зимой, пьяная, спалила его хибару, пока он ездил за пенсией. Ларочку еле успели вытянуть за ноги на снег, где она еще долго дымилась, живая. Теперь Старче живет в ненавистной Москве: его жена на старости лет тащит в дом с помойки что ни попадя, одних шкафов — четыре, а квартира однокомнатная; Ларочку он поклялся убить.

Питается Васин один раз в день — вечером, но сегодня ломает режим. Для гульбы он вынес во двор раскладной стол, а сервировочным служит высокий пень-обабок, лохматый от опят. Вот он приподнял замшевую с вязаными вставками кепку и привычным движением загреб под нее седоватую шевелюру, на полуобрубленном пальце блеснуло обручальное кольцо из былых времен. Я ждал этого момента.

Посиделки с Васиным.

— Отцы! Внимание! — Я открыл заложенную в нужном месте припасенную книгу и начал с выражением читать:

* * *

…Хуан сгреб пятерней густые черные волосы и заправил под кепку. Руки у него были широкие и сильные, с тупыми пальцами, ногти плоские от работы, свилеватые… На среднем пальце левой руки не хватало фаланги, и он грибком утолщался к концу. Утолщение было другой фактуры, чем остальной палец, лоснилось, как будто хотело сойти за ноготь, и на этом пальце Хуан носил широкое обручальное кольцо. Как будто решил: не годишься для работы, так послужи хоть для украшения. Движения у него были уверенные. Даже тогда, когда его занятие уверенности не требовало… Хуан вставил шпонку и несильными ударами загнал ее до конца. Потом выбрался из-под автобуса…

— Не по-онял… — угрожающе протянул Васин. — Про кого базар, непосредственно? Про меня?.. Не на-адо… Не надо меня жевать.

Моя ошибка: он вовлечен по чужой прихоти в литературные забавы, причем на людях, при свидетелях — этого я не учел.

— Петьке не нравится — про меня напиши! — сдержанно предложил Грек. — В «Огоньке». Чтоб имя-фамилие — мое собственное, без псевдонима, и фотка.

У Грека тоже нет одного пальца, как и у Васина; Васину палец откусила жизнь, а Греку — кролик в детстве.

Беспалая солидарность связывает их и с покойным президентом, которого они никогда не ругали. Грек — мой друг забубенный, несмотря на то, что он недавно бил меня на этом самом месте. Мы тогда слегка выпили, и он налетел на меня совершенно беспричинно. Я боялся одного: что ему станет плохо от резких движений. В результате ему и стало плохо: Васин ударил его, и ударил чрезмерно. Я потащил мутного Грека домой… Утром я собрался его проведать, потянулся к выключателю и задел что-то мягкое. Включил свет: рядом, сияя изумрудным переливчатым бланшем в пол-лица, сложив руки на груди, мирно спал Грек.

— Да это роман американский!.. «Заблудившийся автобус», — оправдывался я. — За него Джону Стейнбеку Нобелевскую дали… У мужика автобус сломался, он его чинит. Дальше слушайте:

* * *

…Металл — хитрая вещь, — сказал Хуан. — Иногда он как будто устает. У нас в Мексике люди держали по два, по три мясных ножа. Одним пользовались, а остальные втыкали в землю. Говорили: «Лезвие отдыхает». Не знаю, так ли, но эти ножи можно было заточить, как бритву. Я думаю, никто не понимает металла, даже те, кто его делает…

— Угу, — сдержанно кивнул Васин.

— Правильно мужик пишет. Лучше Сереги, — усмехнулся Старче. — Не обижайся, Серега.

— Ну, почему… Каледин тоже… — толерантно пробормотал Грек, пересчитывая глазами вилки. Не зря он кончал университет марксизма-ленинизма — научился сглаживать углы. — Одной не хватает.

Наши отношения с Васиным напряженные. Когда-то я написал повесть про него — «Тахана мерказит», в которой арабская террористка «взорвала» его в автобусе. Васин смертно обиделся. Выяснилось, оскорбился Петр Иванович не гибелью в нелюбом Израиле, а описанием того, как с бодуна он «отдыхает мордой в душистых стружках», в которых он, натуральный Васин, никогда не лежал даже с лютого перепоя.

— За все хорошее! — сказал Васин. Мы чокнулись. Васин повторно шагнул к корыту с рыбой, куда притихшая Кика уже блудливо окунула лапку. — Кыш, падла!..