Господин с кошкой - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 20

Пася и Ася работали в одной области, начинали вместе, но жизнь у них сложилась по-разному. Ася свою главную ставку выиграла еще в самой свежей молодости — опубликовала пять статей, на которые уже много лет все ссылались, бесконечно цитировали, защищали диссертации. Она была живым классиком, и поэтому говорила тихо, выступала мало, печаталась редко. Как будто боялась испортить впечатление от тех знаменитых пяти статей.

Пася, наоборот, только сейчас разогнался. Работал очень много и успешно и все время был страшно занят. Поэтому Ася во время своих приездов с ним не встречалась.

Один раз они все-таки увиделись.

Прошлись по улице, потом посидели в садике у церкви.

— Годами втайне размышляя о загадках наших тяготений, — сказал он на своей смеси лирики и канцелярщины, — я понял, что в видах оптимального служения общему делу нам было бы божественно соединить судьбы.

У ног была свежая летняя лужа — только что прошел теплый дождь. Ася заглянула в это рябое зеркало, по которому плавал преждевременный желтый листочек, а у края на цыпочках стоял голубь, пил воду и тоже любовался собой.

Пася был хорош собой. Талантлив, знаменит, богат. А она — живой классик. В юности считалась красавицей. Неплохая пара.

— Погоди, — сказала она. — Ты что, развелся? Когда?

— Как только ты скажешь «да», я объявлю жене о разводе, — сказал Пася. — Прямо сегодня, сейчас.

— Ты слишком рационален, — сказала она, боясь не справиться с собой. — Это едва ли хорошо.

— Мы немолоды, — возразил он.

— Я знала, что ты трусоват, — сказала она, вставая. — Но ты еще и дурак. Жаль.

— Я не трус! — крикнул Пася ей вслед. — Я тебе докажу!

Он попробовал доказать. Очередную свою работу опубликовал за границей. Получил международную премию и большой гонорар. За это его отовсюду исключили. Коллеги публично осуждали. Журналисты писали фельетоны. Он покаялся. Потом умер.

— От страха! — сказала Ася и не поехала на похороны.

турнир поэтов

Ярослав Смеляков в молодости написал несколько великолепных стихотворений, но потом, видно, советская власть сильно его напугала. Так что огромный его талант был сильно изгажен лояльностью. Отсидев три раза в лагере, он ни разу об этом не говорил вслух, лагерные стихи были опубликованы посмертно. Хотя, конечно, он оставался хорошим поэтом, и даже иногда в его строфах встречались просверки былого. Под конец жизни он совсем спился — не социально (оставался благополучным и весьма уважаемым человеком), а как-то биологически. Пил все время, прихлебывал крохотными глоточками водку из бутылки, которую носил в кармане. Так вот.

Однажды — в середине 1960-х — мы с папой зашли в Дом литераторов, и в холле нам встретился поэт Василий Петрович А., занимавший в Союзе писателей какой-то административный пост. Он остановился поговорить с папой. Вдруг откуда-то слева громко раздалось:

— Василий!

Василий Петрович не среагировал.

Я повернулся и увидел — в тяжелом кресле тяжело сидит хмельной Смеляков.

— Василий! — крикнул он. — Покайся!

Я раньше думал, что это только в книжках так пишут — дескать, ни один мускул не дрогнул на его лице. И вот в первый раз увидел, как это бывает. Литератор-администратор спокойно закончил разговор, неторопливо попрощался и вышел из стеклянных дверей на улицу.

— Покайся, Василий! — неслось ему вслед.

Был еще один раз, когда я созерцал железное самообладание.

Мы с папой обедали в ресторане ЦДЛ. С нами был писатель Сергей Гуров. А за соседним столиком сидел еврейский детский поэт Овсей Дриз, замечательный, добрый старик. Но в этот раз он был какой-то злой. Он кричал:

— Гурлянд! Муля Гурлянд, что же ты не отзываешься? Витя (это уже он к моему папе обращался), ты думаешь, что он Гуров? Что он Сергей? Он Самуил Гурлянд! Он еврей, как мы с тобой! Муля, ты почему стесняешься?

Ни один мускул не дрогнул на лице Сергея Гурова. Хотя все-таки видно было, как ему это неприятно. В отличие от Василия Петровича А., которому было все равно.

разговоры запросто

Кто-то заболел, кто-то был за границей, кто-то в санатории. А лучший друг и соратник, генерал-полковник-инженер Ярослав Петрович Тарасов, этим утром скоропостижно скончался от инфаркта.

Никто не пришел отметить девятую годовщину смерти академика NN. За большим безлюдным столом сидели вдова и сын покойного. Еще была одна девочка, Оля Карасевич, дочка Генриетты Марковны, его многолетней лаборантки и ассистентки. Она пришла вместо мамы.

— Слава Тарасов даже не позвонил, — сказала Римма Викторовна, вдова. — Не можешь прийти — так хоть позвони! Объявись!

— Разные бывают обстоятельства, — сказал Алеша, сын. Он знал, что Тарасов умер, но не хотел сейчас об этом говорить. — Не злись, пожалуйста.

— Твой отец вытащил его из Омска. Дал целый отдел в своем институте!

— Все, все, все. Давайте лучше выпьем. — Алеша стал разливать. — Помянем.

— Да, — подняла рюмку Оля. — Выпьем за светлую память Анатолия Ивановича, большого ученого и прекрасного человека.

— Не чокаются, — предупредила Римма Викторовна.

Выпили. Разложили закуску.

— А почем ты знаешь, какой он был человек? — с набитым ртом спросил Алеша. — Не люблю весь этот пафос, извини. Вообще отец был сложный человек.

— Я его прекрасно помню, — сказала Оля.

— Вот как? — подняла брови Римма Викторовна.

— Он приходил к нам в гости, — сказала Оля. — Приносил маме всякие подарки. Мне дарил игрушки и конфеты.

— Анатолий Иванович был добрый, любил детей, — сухо сказала Римма Викторовна.

— Вот я и говорю: прекрасный человек, — сказала Оля.

— Выпьем еще, — сказал Алеша.

— Детки, у меня разболелась голова, — сказала Римма Викторовна. — Пойду прилягу.

Посидели, поболтали. Алеша открыл дорогой старый коньяк, рассказал, что это еще отцу подарили во Франции. Попробовали. Ничего особенного.

Он обошел стол, сел рядом с Олей. Положил руку на спинку ее стула.

— Наверное, смешно звучит, — сказал он. — Ты мне нравишься. Очень.

— Ты мне тоже, — сказала она. — Ничего смешного.

— Дай я тебя поцелую.

— Целуй, — сказала она и протянула ему руку.

Он притянул ее к себе, обнял. Она стала отбиваться, чуть не упала со стула. Вырвалась, отбежала к двери. Он подошел к ней, переводя дыхание. Схватил за плечи.