Окна во двор - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 5

Эмоции трудно передать словами. Особенно в письменной речи. Потому что в устной речи они передаются голосом, жестами, выражением лица. А вот на письме — надо постараться, чтобы поняли твое настроение. Ну, или настроение героя, если речь идет о литературном тексте.

Долгое время переживания описывались словами. Мне грустно. Мне радостно. Я с благодарностью вспоминаю нашу встречу.

В общем, «…мадам NN вдруг ощутила новое, дотоле не испытанное чувство, странную смесь восторженного ожидания счастья, о котором она мечтала всю свою юность, — и внезапной недоверчивой осторожности, приправленной горьким предчувствием разочарования в том, что еще не случилось…».

Уф.

Потом литература стала действовать приемами Станиславского. Тяжкое горе лучше всего изображает спина актера, отвернувшегося от зрителей. Душевное смятение — случайно роняемая книга. А лучше всего маскировать свои страдания. Герой Чехова в тоске и отчаянии говорит, глядя на карту: «А должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело».

Литература научилась не рассказывать о чувствах, а показывать их.

Здесь тоже накопились штампы. Он прислонился лбом к холодному стеклу. Я на правую руку надела калошу с левой ноги. Ну и так далее.

В общем, худо-бедно люди научились выражать свои эмоции с помощью слов.

Прямо (описывая чувства) и косвенно (показывая их).

Хотя эмоции гораздо легче выражает музыка.

Музыка эмоциональна, как плач или смех ребенка, как сердцебиение — то редкое и глухое, то частое и четкое. Как дыхание — свободное или сдавленное. Как ощущение легкости или тяжести во всем теле.

Раньше человек, чтобы поделиться своими переживаниями, что-то рассказывал о себе и переполняющих его чувствах. Напрягался словами, бедняга.

Иные нынче времена.

YouTube позволяет обмениваться эмоциями напрямую. Постить в социальных сетях музыку. Часто вообще без словесного сопровождения.

Дескать, я сейчас ай-ла-ла, ой-ло-ло, тжжжхххх!

И получить в ответ: ла-ду-ди-даммм, да-ду-ди-ламмм, паммм…

Поговорили, в общем.

Одна девочка на вступительном собеседовании сказала, что хочет заниматься пиаром. «Хорошо. Ну, расскажите нам, что это такое — пиар?» — спросила преподавательница. Девочка сначала задрыгала руками, изображая в воздухе что-то этакое, и сказала: «Ну, это, ну, в общем, когда пиарят!» А потом обиделась и крикнула: «Да вы что, сами не понимаете?!» Это мне рассказывала Татьяна Ильинична Иванова, наставница юных журналистов.

А мне одна девочка-студентка, будущая журналистка, говорила, что ей неинтересно.

Все неинтересно. Книжки неинтересно, картинки неинтересно, экономика и право тоже ни капельки неинтересно.

— А что вам интересно?

— Интересно — это когда прикольно.

— Хорошо, — сказал я. — А что лично вас прикалывает? Что вам по приколу?

Она угрюмо замолчала и молчала целых три минуты. Потом прошептала, чуть ли не со слезами:

— Ну, это, в общем… чтобы приколоться…

И опять замолчала. Я сказал:

— Отлично. Но что именно? Вы только не стесняйтесь. Музыка? Дискотека? Ночной клуб? Выпить? Поплясать? Ну, это самое… сексом заняться? Или, пардон, косяк забить, вмазать? Я никому не скажу.

Она жутко обиделась:

— Что я, пьянь? наркота? клубная дурочка?.. Прикол — это прикол. Вы просто не знаете, что такое прикольная жизнь.

— А вы знаете? — осторожно спросил я.

— Знаю, — сказала она. — Только у меня ее нету, и поэтому я тоскую, как собака… Ничего меня не прикалывает…

Мне тоже тоскливо стало.

Только не подумайте, что я ругаю нынешнюю молодежь. Я в свое время тоже чувствовал нечто похожее. Только другими словами.

Но бывают совсем другие юные журналистки.

Вот, к примеру.

Телефонный звонок (я тогда редактировал газету «Правое дело»):

— Здравствуйте, Денис Викторович, ваш телефон мне дала такая-то, меня зовут Настя, я хочу сотрудничать с вашей газетой, дайте мне задание, пожалуйста!

— Здравствуйте, Настя. Хорошо. А что вы умеете писать?

— Все!

— То есть?

— Репортажи, корреспонденции, расследования, очерки, колонки, проблемные статьи, анализы, обзоры!

— Здорово. А передовицы, некрологи, фельетоны, спорт?

— Умею!

— А криминальную хронику, рецензии на книги и фильмы?

— Тоже!

— А заметки натуралиста, советы хозяйкам, умелые руки, курьезы, юмор?

— Да!

— Простите, не совсем вежливый, быть может, вопрос, глубокоуважаемая Настя… Сколько вам лет?

— Восемнадцать!

— Понятно.

— Но в журналистике я с четырнадцати!

Я предложил ей сделать один материал. И у нее отлично получилось.

Лет десять назад в большом книжном магазине. У дверей раздается гадкий электронный писк. Охранник бросается к молодому человеку и выдергивает у него из-под мышки увесистый альбом репродукций. Молодой человек возмущается. Охранник намекает насчет милиции. Юноша возмущается еще громче:

— Вы что, думаете, я украсть хотел? Очень надо! Я просто так, для прикола! Прикалывался я, понимаете?

Он так искренне и убедительно вопил, что его отпустили.

Кто ж тогда знал, что «прикол», а также «стёб» в наше время станет едва ли не главным объяснением всего на свете?

Напишет гуманитарный мыслитель омерзительную по тупости и злобе статью — тут же наготове толкователи: «Что вы, он на самом деле хороший, добрый и утонченный, а это так, интеллектуальная провокация. Проще говоря, прикол. Он прикалывается, а вы всерьез, как тот охранник! Вы бы еще милицию позвали, фу!»

Снимет культовый режиссер бездарный и претенциозный фильм — и сразу: «Что вы, разве вы не видите, это же просто стёб! Поэтому и сценарий слабый, и актеры плохо играют, и монтаж ни к черту. Это специально! Неужели непонятно? Он стебается, а вы на полном серьезе критикуете, нельзя же так!»