Гранд - читать онлайн книгу. Автор: Януш Леон Вишневский cтр.№ 52

Он запихнул банкноты в карман, бросил взгляд на коробочку и вышел.

Через неделю около пяти вечера к дому снова подъехал черный автомобиль. Еще один гэбэшник, тоже в черном плаще, неприлично похожем на те, что носили гестаповцы, не входя в квартиру, проинформировал, что поезд в Берлин отправляется в 20.18. Потом протянул Давиду три документа на подпись и два билета. У них было два часа на сборы. Взять каждый из них мог по одному чемодану. Третий документ, акт передачи локала «администрации города Варшавы», был самым важным. Гэбэшник объявил, что пока Ксенбергер его не подпишет – никто никуда не поедет, отметив, что «об этом вас наверняка уже проинформировал товарищ полковник».

В свой чемодан Давид упаковал Канта, в чемодан Вильгельмины – немного одежды, альбомы с фотографиями, мыло, зубной порошок, полотенца, теплое одеяло и подушку. На перроне Ксенбергер отдал гэбэшнику все три подписанных документа, взял два паспорта и подтвердил свое согласие на отъезд подписью на соответствующем документе. Уже отъехав далеко от Варшавы, когда Вильгельмина уснула, он заглянул в свой паспорт. Давид Ксенбергер. В графе «гражданство» кто-то от руки написал «лицо без гражданства». Ниже была печать: «Паспорт однократный. Не дает права возврата в Народную Республику Польшу». Под печатью – нечитаемая подпись.

В Западный Берлин они приехали с трехчасовым опозданием. На границе Польши с Восточной Германией паспорта Ксенбергеров вызвали сенсацию и возбудили подозрения. Прошло довольно много времени, пока какой-то солдат, орущий точно так же, как много лет назад орали на улицах Эльблонга полицаи в синих мундирах, отдал наконец документы Давиду и позволил ехать дальше. То же самое повторилось на границе Восточного Берлина с Западным, на перроне вокзала Фридрихштрассе.

Только что построенная стена, которая еще даже не высохла, тем не менее уже уполовинила мозги восточногерманским пограничникам в мундирах, очень похожих на гестаповские. Им не приходило в голову, что Ксенбергер в совершенстве знает немецкий. «Старый польский жидок со своей шлюхой», – посмеивались они, забирая их паспорта. И только когда Вильгельмина на идеальном немецком попросила пригласить для беседы их начальника, они проявили уважение. Потому что нет такого немца, который не боялся бы своего начальства. И у каждого немца начальство есть. Такой уж это народ. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что Бог не является немцем.

Вильгельмина знала это прекрасно – она была одной из них.

Следующей станцией после Фридрихштрассе был западноберлинский вокзал «Зоологический сад», на котором останавливались и заканчивали маршрут поезда, прибывающие из ГДР или проезжающие через ГДР. Воды отошли у Вильгельмины еще в поезде. Она залила ими весь пол в купе, переполошив других пассажиров. Когда поезд остановился на вокзале, она начала рожать. Муж с помощью одного из попутчиков перенес ее на деревянную скамейку на перроне. Вильгельмина сняла трусы, потом чулки. Широко развела бедра. Напрягла живот. Давид в это время открыл чемодан и, достав оттуда полотенца, разложил их на бетонном полу под лавкой. Он встал на колени перед женой и взял ее крепко за руку. Когда на полотенцах появилась кровь, какая-то женщина начала громко звать на помощь. Прибежавшие полицейские разогнали собравшуюся уже толпу. На лавку присел пожилой мужчина в очках. Потом он опустился на колени рядом с Давидом и начал нажимать на живот Вильгельмины. Полицейские и зеваки обступили лавку плотным кольцом. В какой-то момент пожилой мужчина поднял одно из полотенец с пола и подал Давиду. Потом он встал и начал давить локтем на живот роженицы.

– Тужься, тужься же! – кричал он по-немецки.

И тут Ксенбергер почувствовал в полотенце, которое держал, что-то тяжелое. Мужчина взял у него сверток, положил его на бок и вытащил из кармана перочинный нож. Потом подал Давиду сына и закурил.

Тем временем на вокзал прибыл врач. Давид держал ребенка, Вильгельмина положила голову на поручень лавки. Кто-то фотографировал. Ему задавали какие-то вопросы. Он не отвечал. Потом они долго ехали на машине. На следующий день он очнулся в больнице. Медсестра сказала, что его жена лежит этажом ниже, и подала ему газету. На первой странице красовался снимок вокзальной лавки и заголовок: «Изгнанная из коммунистической Польши немка родила сына польскому еврею на вокзале “Зоологический сад”».

В больнице терпели их присутствие две недели. Когда стало известно, что Ксенбергер по происхождению еврей, в больницу стали приходить самые разные люди. Чаще всего журналисты. Когда он отказывался говорить гадости о Польше, они быстро исчезали. Однажды к Ксенбергерам пришла с визитом интеллигентная пожилая женщина в роговых очках. Она была консулом Швеции в Западном Берлине. Она принесла заявление о гражданстве. Два заявления. Готовые, напечатанные на машинке. Им нужно было только подписать в нужных местах, помеченных крестиками. Тот состоятельный еврей, который купил у Давида украшения, привезенные из Бреста, узнал о них из немецкой газеты и позвонил в Берлин. Они получат в Швеции вид на жительство и всестороннюю поддержку, включая социальную помощь и медицинское обслуживание, если потребуется. И полное финансовое обеспечение сына. Все это «оплатит пан Роттенберг, вероятно, ваш добрый друг, знаток изысканных украшений», добавила гостья. И взамен надо было только упомянуть его имя и фамилию, давая интервью шведской газете, которая не преминет к нему скоро явиться. И еще – чтобы он подчеркнул свои «еврейские корни» и немецкое происхождение Вильгельмины. Ксенбергер, откровенно признаться, не очень помнил этого господина Роттенберга. Он не помнил, кому тогда в Варшаве продал часть украшений из ящика, закопанного в подвале. Может быть, и господину Роттенбергу. Он помнил только, что этот кто-то был из Швеции, что заплатил он наличными в долларах, предложил хорошую цену и не торговался. Они ударили по рукам. Если еврей еврею в конце сделки подал руку – это как бы он с ним побратался до конца жизни. У Давида не было ни малейшей причины не принять с благодарностью предложение пана Роттенберга, особенно учитывая, что Швеция была «страной, доброжелательной ко всем людям, попавшим в беду». В точности так выразилась госпожа консул.

Журналистка из шведской газеты появилась в госпитале вместе с переводчиком уже на следующий день утром. Они рассказали – Давид и приглашенная им Вильгельмина – о путешествии из Варшавы до Берлина и о рождении их сына на вокзальной лавке, а в конце добавили, что «чувствуют огромную благодарность господину Роттенбергу, который оказался таким благородным и отзывчивым человеком». После интервью они разрешили себя сфотографировать на постели берлинской больницы. Оба улыбались, Вильгельмина держала на руках их новорожденного сына, которому дали имя Шимон Элиаш.

Через два дня медсестра принесла им экземпляр газеты, привезенной курьером из шведского консульства. Интервью с ними было на первой странице. Подпись под фотографией гласила: «Необыкновенный акт гуманитарной помощи бизнесмена Роттенберга в адрес еврейско-немецкой семьи беженцев из коммунистической Польши. Давид Ксенбергер и Вильгельмина Ксенбергер, урожденная Виттиг, вместе с их сыном, родившимся на берлинском вокзале, Шимоном Элиашем Ксенбергером».Давида эта подпись очень разозлила. Он в беседе со шведской журналисткой ни разу даже словом не обмолвился о том, что они «беженцы». И семью свою «еврейско-немецкой» он никогда не называл. Он все время подчеркивал, что как он, так и Вильгельмина чувствуют себя поляками и сын их поляк, не важно, что с ними будет дальше и где они будут жить.