Гранд - читать онлайн книгу. Автор: Януш Леон Вишневский cтр.№ 50

Он протянул руку, чтобы обнять и прижать ее к себе, услышал громкое ворчание и почувствовал резкую боль в запястье. Открыв глаза, он увидел худющего облезлого пса, который с громким воем убегал прочь. Анджей вскочил на ноги и треснулся головой о металлическую раму пляжного зонтика. Он начал истерически кричать и кидаться в убегающего пса песком, но вскоре перестал, сел на свой пиджак и с омерзением вытер собачью слюну со щеки. На правой руке, там, где зубы схватили кожу, появились синие пятна. Анджей ощутил злость и унижение. Он не мог поверить, что принимает участие в столь низкосортном фарсе. Он жаждал мести.

На часах было почти семь. Он отряхнул пиджак от песка, прошел через сад, вошел в отель и, никем не замеченный, закрылся в туалете на первом этаже. Умыл лицо, туалетной бумагой как следует вытер следы крови на руке. Потом направился к ресторану. Как он и ожидал, в воскресенье в этот ранний час ресторан был почти пуст. Он стал торопливо есть, а когда официанты скрылись на время в кухне, распихал по карманам булки, апельсины и яблоки. Не прошло и пятнадцати минут, как он уже вышел, взяв несколько газет с дубовой стойки при входе. Проскользнув боковым коридорчиком мимо библиотеки на первом этаже, вышел в сад. Там сел на лавочку и попытался читать. То и дело он посматривал на коридор, потом косился на ресепшен, а потом бросал украдкой взгляд через барный зал на двери ресторана и, стараясь оставаться незамеченным, выглядывал Веронику. Он был уверен, что рано или поздно она придет завтракать.

К одиннадцати часам слежка закончилась. Он стоял, опершись о косяк двери, и смотрел на столик у окна в глубине зала. Вероника сидела к нему спиной. За тем же столиком напротив Вероники сидела, улыбаясь, с бокалом шампанского в руке Паулина. Увлеченная беседой, она не замечала его. Женщины выглядели веселыми, спокойно завтракали, то и дело поднимали бокалы с шампанским, иногда разражались громким смехом. Он долго наблюдал за этой сценой, чувствуя, как в душе растет бешенство.

– Твою мать! Что за поганая солидарность мерзких сук! Гребаные суки! – крикнул он со злостью и ударил кулаком по стене.

В этот момент подошел худой, высокий мужчина в колоратке. Анджей узнал в нем вчерашнего щедрого любителя музыки. Мужчина задержался около него, заглянул ему прямо в глаза. Тут же у него за спиной возникла молодая женщина.

– Макс, прошу тебя, не комментируй это. Не унижайся до уровня таких вульгарных шовинистов, как этот человек. Прошу тебя… – сказала она тихо по-немецки, подходя к нему и беря его за руку.

Анджей понял эту презрительную реплику – он достаточно прилично знал немецкий. Но прежде чем он придумал достойный ответ, пара уже удалилась.

* * *

Он вернулся в холл к главному входу. Постоял около ресепшен. Молодая девушка за стойкой с симпатией ему улыбнулась. Он повернулся к ней и соврал, что оставил ключ от комнаты в номере.

– Никаких проблем, пан Выспяньский, – ответила она, повернувшись к клавиатуре компьютера. – Мы сейчас закодируем для вас новый. В каком номере вы у нас проживаете?

Он взбежал по лестнице на третий этаж. Собрал всю свою одежду и запихал ее в дорожную сумку. Упаковал косметику из ванной.

Кровать была не убрана. В скомканном белье валялась помятая шелковая ночная сорочка Вероники. Тут же рядом лежали разорванные трусики Паулины. Покрывало в нескольких местах было испачкано чем-то красным. На прикроватной тумбочке лежали надкусанные дольки апельсина и стояли два бокала с остатками желтой жидкости и плавающими в них клубничинами. На подоконнике лежала сумка Вероники. Он выудил несколько банкнот из кожаного кошелька и спрятал в карман. Позвонил на ресепшен и заказал такси на вокзал до Гданьска, попросив записать это на счет номера 305. Потом в ящичке стола нашел блокнот с символикой отеля и написал письмо.

Дорогая Вероника,

У меня не было возможности познакомиться с Здиславом Петлей, твоим щедрым, но очень наивным мужем. Думаю, что в ближайшем будущем в любом случае этого знакомства тоже не должно произойти во избежание огромного разочарования и неприятностей, которые могли бы стать его следствием. Здих и дальше должен жить в неведении, особенно в том, что касается фотографий, которые я мог бы ему продемонстрировать. Для его же блага, твоего блага и моего блага тоже. После того, что я пережил здесь вечером и ночью накануне, я думаю, что самое малое, что ты можешь сделать, чтобы искупить свою вину, это перечислять следующие двенадцать (начиная с сентября!) месяцев на хорошо знакомый тебе счет сумму, скажем, в две тысячи злотых каждый месяц. Думаю, что это не нанесет большого урона бюджету Здислава.

Твой Энди

Он положил конверт на сумочку Вероники и торопливо сбежал по ступенькам вниз. Водитель гостиничного «мерседеса» уже ждал его у машины. Он вежливо наклонил голову и открыл дверь…

Шимон Элиаш Ксенбергер является польским евреем, рожденным на вокзальной скамье в Восточном Берлине. Его отец, Давид Ксенбергер, был до войны известным, уважаемым и необыкновенно богатым ювелиром в тогдашнем польском, а сегодня белорусском Бресте, а мать, Вильгельмина Виттиг, немецкая обедневшая аристократка, удивительно красивая для немки, родом из Крулевца, ныне российского Калининграда. В первые месяцы войны Давид взял фамилию жены и вместе с ней поспешно выехал в Эльблонг. Это уберегло его от всех неприятностей и спасло ему жизнь. В Эльблонге его никто не знал и никому даже в голову не приходило, что он мог быть евреем. Зато все знали, что будущая мать Шимона – родственница офицера СС Курта Виттига, чрезвычайно преданного, уважаемого и ценного работника канцелярии Генриха Гиммлера, правой руки Адольфа Гитлера. Да еще к тому же Вильгельмина – она утверждала это до самого конца своей жизни – была далекой родственницей Иммануила Канта. Конкретных доказательств этому никаких нет, но даже отец Шимона часто этим хвастался. Доподлинно известно только, что и Кант, и Вильгельмина родились в Крулевце и что в семейной библиотеке Виттигов были все произведения этого философа в оригинале, прекрасно изданные и в кожаных обложках.

Благодаря связям жены Давид получил место помощника бухгалтера в ратуше, что позволило Виттигам скромно, но спокойно пережить оккупацию. В январе сорок четвертого, где-то за месяц до прихода Красной армии в Эльблонг, отец Шимона подкупил двумя колечками свою коллегу по работе и раздобыл два свидетельства о рождении. Одно – на имя Александра Грибина, другое – на имя Елены Гафаровой. Даты не совпадали совершенно, но все равно выглядели эти документы довольно правдоподобно. Кроме того, Давиду удалось добыть в архивах свидетельства о смерти этих обоих. В тот же самый день Давид их сжег. Он вычистил дом от всего, что напоминало о еврействе или о принадлежности в немецкому народу. Ценные издания Канта завернул в простыни и спрятал в деревянный сундук, который закопал в подвале. А для верности насыпал сверху угля. Там, в подвале, уже был закопан один ящик – с украшениями, привезенными из Бреста. Когда в Эльблонге появились красноармейцы, уничтожающие все гитлеровское или немецкое, семейство Грибиных не вызвало ни у кого из них ни малейших подозрений.