Публичные признания женщины средних лет в возрасте 55 и 3/4 лет - читать онлайн книгу. Автор: Сью Таунсенд cтр.№ 8

Мне удалось убедить костоправа, что в театр я вечером попаду непременно, даже если придется добираться ползком. Добрый доктор любезно капитулировал и завернул меня в тошнотворно розовый бандаж, убийцу любовного пыла. Сестры увезли меня домой, уложили в постель, где я и провела остаток дня до той минуты, когда волей-неволей пришлось влезть в черное бархатное платье и черные бархатные туфли на шпильках. Крабом доковыляв до театра, я припала спиной к перилам лестницы, а когда взвинченную от предвкушения, нетерпеливую публику (несчастные, обманутые глупцы!) впустили в зал, вытянулась навзничь на скамье в фойе и внимала звяканью стекла — официанты в буфете готовились к приему гостей и критиков. «Эти пьют круто, бутылок побольше несите», — велел менеджер, профессиональным оком оценивший зрителей.

За две минуты до антракта я попросила проходящего мимо бармена по имени Барри поставить меня на ноги, прислонилась к стене и застыла в ожидании, когда публика, по обыкновению, рванет в бар. Приготовившись к худшему — ловить чужие разговоры, пока люди, которые меня в глаза не видели, будут разбирать мой труд по косточкам, — я не услышала ни словечка о пьесе. Народ, как ему и положено в антракте, обсуждал погоду, ситуацию в Боснии, цены на репу. Понять можно, впереди-то целый акт, жюри присяжных все еще заседает. Домашние пытались меня поддержать, заявив, что нахохотались до одури, но вообще-то им и палец показать достаточно. На космы Пола Даниэлза [7] взглянут — и уже бьются в истерике.

Ради последней сцены я ползком преодолела лестницу на балкон и на карачках дождалась, когда труппа из девяти великолепных актеров выйдет на поклон. С горечью отметив, что самые горячие аплодисменты достались двум статистам (для которых не написала ни строки), я поправила бандаж и приготовилась к вердикту публики.

Да уж, для работы в театре нужен хребет.

— Никогда, никогда больше не вози меня на ярмарки, даже если буду умолять, рыдать и выть! Обещаешь?

— Ладно, — процедил муж с плохо скрываемой яростью, выруливая в хвост очереди из машин, покидающих автостоянку при ярмарке. Именно по моему настоянию мы нарушили непреложное правило: в праздник из дома ни ногой.

Накануне меня одолел давно подавляемый стадный инстинкт, и я вперилась в газету «Лестер меркьюри» в поисках пригодных для посещения местных развлечений.

— Ага! — вскричала я и начала втолковывать мужу, что мы просто обязаны посетить настоящую старинную деревню с тротуарами из неструганых досок, огородом и ярмаркой на главной деревенской площади.

Всю неделю до этого я пребывала в непонятном настроении: терзалась сомнениями и неуверенностью, по утрам топталась перед открытым шкафом, не в силах остановить выбор ни на одной из шмоток. Словом, вы поняли. Не иначе как пытаясь угомонить буйнопомешанную, муж и согласился покинуть в праздник дом. Погода стояла чудная, после обеда мы крикнули «пока» дочери — в приступе подростковой хандры та засела в своей комнате, скрываясь от солнца, — влились в поток отдыхающих и радостно покатили, под «Арчеров» [8] на Радио-4.

Мы еще слушали очередной эпизод (семейная драма включала в себя инцест, убийство и безумие), а на придорожных столбах уже замелькали первые картонные щиты с флуоресцентной надписью «Ярмарка ремесел», начертанной допотопными завитушками. Тут бы нам развернуться на бреющем — и домой без оглядки. Реклама ярмарки подобной архаикой — это полный отстой. Ничем не лучше вывески «Трактиръ» над забегаловкой или причудливой вязи «Бабушкины сласти» на облупившейся кондитерской тележке.

Такую тележку я видела на прошлой неделе в центральном торговом пассаже нашего города. Для полного абсурда на продавца нацепили что под руку попало: халат мясника, полосатый передник сапожника и пастушью соломенную шляпу. Хохма, да и только, тем более как вспомнишь, что конфеты теперь делают машины в безлюдных, насквозь продуваемых кондиционерами цехах.

Нет, мой терпеливый читатель, мы не повернули назад. Словно лемминги, чуя свой рок, но не в силах остановиться, мы неслись к пропасти. На подступах к ферме я в нетерпении тасовала кредитные карты и пересчитывала наличные. Чуть из машины не выпрыгнула, пока мы тыркались то на одну стоянку, то на другую. Так и не сумев нигде приткнуться, муж съехал на гужевую дорогу, поставил машину в канаву, и мы слились наконец с толпой шальных отдыхающих.

Газета обещала отдых в «уютных чайных», и мое воображение рисовало румяных официанток, подающих горячие домашние лепешки. В чайных были очередищи, в хвост одной из которых пристроился мой галантный муж, оставив меня ждать снаружи на солнцепеке. Первые полчаса я радовалась жизни. Потом заволновалась. Куда подевался муж? Провалился в черную дыру? Впал с голодухи в бешенство и разнес всю чайную вдребезги? Наконец он возник на пороге с подносом, где тоскливо приютились две лепешки. С первого взгляда я поняла, что это недоразумение только что проделало путь из морозилки в микроволновку и далее к кассе. Никаких румяных официанток — одна-единственная нескладная девица, по которой плачет кресло дантиста. С прилипшим к нёбу полусырым тестом мы отправились в лавки ремесленников.

Оказывается, чтобы скрутить из гаек и болтов человечков и усадить их на мотоциклы из таких же гаек и болтов, надо семь лет учиться. Надо же, а я и не знала. Ни топорная бижутерия из полированной гальки, ни словно линялые одеяла машинной вязки меня тоже не прельстили. Что касается псевдостаринных декоративных тарелок с Мерлином, то они походили на затвердевшее кошачье дерьмо. Я так спешила вон из этого магазина, что едва не расколотила сотню-другую хрустальных шаров. В гончарной лавке керамику предлагали грубую, унылую, грязно-болотного цвета. На стол такую не поставишь, зато может пригодиться, чтобы ее осколками вскрыть вены, когда ползешь домой, бампер в бампер, в автомобильной толчее выходного дня.

Я многое в жизни теряла: зонты, перчатки, сумки, ежедневники, жакеты, кошек и прочее. Как-то раз оставила у входа в магазин роскошную коляску с новорожденным сыном и зашагала себе домой. Это была его первая прогулка, и он все проспал. Одним словом, признаю: да, я рассеянная, но работаю над собой.

На данный момент у меня в работе три тетради; беда лишь в том, что две из них потерялись. Точно знаю — они где-то в доме. В одной из них статья, которую я и пытаюсь сейчас изложить заново.

Четыре недели назад я потеряла мужа — он попал на один греческий остров, а я на другой. Идиот из турагентства отправил его в Салоники, на материк, — все равно что послать грека в Лондон через Гебридские острова. В своем идиотизме турагент зашел еще дальше: заверил мужа, дескать, паром на Скирос ходит так часто, что даже расписание знать ни к чему. «Часто», как оказалось, — это раз в неделю, по понедельникам. Муж об этом узнал утром в пятницу. Причем мы с ним договорились, что утром в пятницу я буду встречать первый паром из Салоник. Страшная правда открылась мне в четверг вечером, но я все рвалась в Линарию — маленький порт на Скиросе — встречать паром и призрачного мужа.