Брик-лейн - читать онлайн книгу. Автор: Моника Али cтр.№ 43

Она остановилась.

— Туда едем мы. Я решил. А если я решил, значит, так тому и быть.

Но денег у них нет. А деньги нужны. На билеты, на чемоданы, на оплату багажа, на покупку дома в Дакке.

— Некоторые женщины берут на дом шитье, — сказала Назнин. — Разия может помочь мне с такой работой.

— Ра-зи-я, — протянул Шану, — вечно эта Разия. Сколько раз я тебе говорил: общайся с уважаемыми людьми.

Шану на диване в лунги и жилетке. Пижаму он больше не надевает в знак скорого отъезда домой и целыми днями в прострации проводит на диване, не одеваясь, или сидит с книгами на полу.

Шану поразмышлял некоторое время и покопался в складках живота.

— Есть среди них такие неучи, которые говорят, что если жена работает, значит, муж не может ее прокормить. На твое счастье, я человек ученый.

Она ждала, что он еще скажет, но он впал в глубокую задумчивость и больше не сказал ничего.

Все эти дни, пока дети в школе, пока Шану занимал гостиную, Назнин уходила на кухню или сидела в спальне, пока шкаф не выводил ее из оцепенения, и с влажной тряпкой в руках она отправлялась бродить по квартире, где-то терла, что-то ставила на место. Непохоже, чтобы Шану собирался искать работу. Тщедушные сбережения обращаются в пыль. В последнем приступе деятельности Шану надел костюм и отправился обрабатывать членов районного совета, чтобы получить другую жилплощадь. Новая квартира — в «Роузмид», на предпоследнем этаже, двумя этажами выше Разии. Она еще на одну спальню больше.

«Использовал старые связи, — объяснил Шану, — они там все быстренько повскакивали, как меня увидали. Старина Дэллоуэй пожал мне руку. Потерял, говорит, хорошего работника в вашем лице. Так и сказал».

Туалет постоянно засоряется, в коридоре отваливается штукатурка.

«Надо пройтись по знакомым», — повторял Шану, но ничего не делал.

Назнин села и посмотрела на свои руки. Шану читает. На курсы он больше не записывается. Сертификаты больше не множатся, они лежат внизу шкафа в ожидании, когда у кого-нибудь появятся силы и желание их повесить. Теперь Шану не учится, теперь он учит, и от этого главным образом страдают девочки. Назнин тоже достается.

— Понимаешь, — сказал Шану все так же лениво, прикрывшись книгой, — эти люди, которые считают нас за крестьян, не знают истории.

Он прокашлялся и приподнялся:

— В шестнадцатом веке Бенгалия называлась раем всех наций. Вот где наши корни. Разве сейчас этому учат в школе? Разве Шахана знает о рае всех наций? Она знает только о потопах и голоде. Для нее вся эта страна — так, кучка психов.

Он внимательно посмотрел в текст и что-то одобрительно проурчал.

— Понимаешь, если знаешь историю, знаешь, чем гордиться. Весь мир ездил в Бенгалию торговать. Шестнадцатый и семнадцатый век. Дакка была центром ткацких производств. Кто, скажи на милость, изобрел весь этот муслин, и дамаст, и еще кучу всего? Мы. Голландцы, португальцы, французы, англичане — все выстраивались в очередь.

Он встал и по-новому завязал лунги. Назнин, наблюдая его размеренный шаг вокруг дивана, поняла, что он готовится к вечернему уроку для девочек. Биби заберется к нему на колено и смирнехоньким видом попытается убедить его, что внимательно слушает. Шахана, наоборот, будет вертеться в кресле с угрюмо-скучающим выражением лица. Как только он прекратит вещать, она сорвется к телевизору и включит его, а Шану либо снисходительно улыбнется, либо выхлопами брани расшвыряет девочек по кроватям — на безопасное расстояние.

— Чувство истории, — продолжал он, — вот что у них начисто отсутствует. Житель Бангладеш для них — житель Силхета, только и всего. О цвете нашей нации они ничего не знают.

— Полковник Османи [29] , — тихо сказала Назнин, — Шах Джалал [30] .

— Что? — спросил Шану. — Что?

— Наши великие национальные герои и…

— Я знаю, кто они!

Назнин виновато улыбнулась и добавила:

— А еще они оба из Силхета.

— О чем я тебе и говорю. Люди здесь просто не показывают нашу нацию в истинном свете.

Он забарабанил по книжке и зашуршал страницами.

— Знаешь, что Уоррен Гастингс [31] говорил о наших людях?

Шану замурлыкал и подобрал соответствующее выражение лица, чтобы озвучить цитату:

— «Они мягкие, доброжелательные…» Сколько хороших качеств он перечисляет. По его словам, мы «свободны от худших проявлений человеческих страстей в большей степени, чем любая другая нация в мире».

Шану победоносно помахал книгой:

— Да разве прочитают такое в английской школе?

— Не знаю, — ответила Назнин. — Это английская книга?

«Интересно, кто такой этот Уоррен Гастингс».

Шану не обратил внимания на ее вопрос и продолжал, обращаясь к публике:

— Нет. Такое им в школе не рассказывают. Там потоп, здесь умирают от голода, идут на улицу милостыню просить.

Он почесал книгой в ухе.

Назнин подумала о Шахане, о том, как она собирает в пучок черточки своего тонкого длинного личика, словно сейчас их выбросит, словно не хочет, чтобы у нее вообще было лицо. Шахана умеет по-особенному притуманить взор, для своих лет она в этом деле виртуоз. Я ухожу в себя, говорил этот взгляд, и могу надолго там остаться. Когда взгляд ее проясняется, на лице остается только дурное настроение, которое, в свою очередь, выплескивается в приступы гнева. В эти минуты ротик ее становится круглой злобной дырочкой, и Шахана начинает пинаться ногами. Пинает мебель, свою сестру, но чаще всего свою мать.

— За Индию сражались четыре европейские державы [32] . Когда победили британцы, они завоевали всю Индию.

На лбу у Шану проступил пот, хотя в комнате совсем не жарко. Он отерся рукавом и обернулся на диван, посмотрел на мягкую впадинку от головы на подушке.

— В восемнадцатом веке эта часть страны была богатой. Стабильной. Образованной. Она получала — мы давали — треть всей доли доходов Индийской Британской империи.