У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 71

Студебеккер вынимает из футляра очки и как ни в чем не бывало открывает журнал. Проводит по нему все еще дрожащим пальцем и со словами «Чачко тут?» начинает урок.

Мы решили сбежать с урока, и бежать пришлось из окна: на первом этаже возле дверей дежурили старшеклассники.

Лезли по водосточной трубе, и я сползал самый последний. И все уже давно убежали, а я все еще продолжаю сползать. Под грохот откинутых крышек наверху уже вошла Анна Алексеевна.

Я посмотрел вниз и вдруг увидел дядю Колю. В позе прицелившегося в плывущую утку охотника он стоял подо мной и улыбался. Я перестал сползать и застыл…

У меня затекли руки, и я ими подвигал. Выйдя из подчинения, туловище сползло и остановилось. Я опять посмотрел вниз: в ожидании своего часа дядя Коля скрестил поверх фартука пальцы…

Я подвигал ногами, и у меня соскочил ботинок. Дядя Коля его поймал. Я не удержался и поехал вниз…

Дядя Коля отвел меня в учительскую, и нас всех попутали.

1

Не знаю уж откуда, но у Кольки Лахтикова на любой замок всегда имеется ключ. Вот и сегодня, когда играли в рамса, то вместе с Петушком решили над нами пошкодничать: пошли менять мелочь, а мы с Анисимом остались на чердаке.

Сначала свалил один Колька, и Петушок вдруг перегибается и хватается за живот. И тоже слинял.

И Анисиму это показалось подозрительным. Сам бы Анисим на месте Петушка, невзирая на запах, уже бы давно сидел на корточках. И тоже решили смотаться. Но с той стороны дверь почему-то оказалась заперта.

Наверно, думаем, пошутили, и давай по ней барабанить… Сейчас откроют, и Петушок, как всегда, запаясничает:

– Что, – улыбнется, – Сундучок… обосрался?.. – но с той стороны тишина.

Мы возвращаемся к окну и, отодвинув раму, вылезаем с Анисимом на крышу. Наступишь – и во все стороны – такой перекат. И даже когда крадется кошка. Но вот, подрагивая боками, пригнулась и, притаившись перед прыжком, нацелила на голубя когти. А тот сидит – и вроде бы ноль внимания. А сам все сечет. И не успеет кошка оторвать от кровли лапы, помашет ей на прощание крылом. А рядом с голубем еще и два воробья.

Но Колька их почему-то называет жидами. Увидит и сразу же мне подмигивает.

– Смотри, – смеется, – синагога… не узнаешь?.. Не узнаешь, – улыбается, – своих собратьев?

А для меня воробей не то чтобы собрат. Он для меня вроде «степного орла». Из кинофильма «Кубанские казаки».

Ну, и пошли с ним прочесывать все чердаки подряд. У нас еще в запасе целых семь подъездов. Мы наверху, а Колька с Петушком внизу. Нажмут на кнопку в лифте – и через минуту ключ уже в скважине. А нам – пока оскальзываешься по крыше да покамест пролезешь в окно… Еще и споткнешься уже на чердаке о доски… И в результате проиграли им чердака три или четыре. Все еще дергаем дверь в четвертый или в пятый подъезд, а они уже рвут финишную ленточку на чердак восьмого. А может, не поленились и заперли все чердаки еще заранее.

И теперь наша единственная дорога на землю – пожарная лестница, где у ее подножия – носильщиком на платформе – дежурит с метлой дядя Миша…

Хорошо еще, Анисим знает ход на дом 14/6. И с крыши дома 14/6 как на ладони Большой Вузовский, где во дворе дома 3/12 вместе с другими девочками играют в лапту Лена Федотова и Таня Кокорева.

И тогда Анисим надумал чуть ли не на самом краю сделать на руках стойку. А когда попробовал я, то чуть не загремел и, грохоча и цепляясь за железо, поехал… И одна нога уже было свесилась вниз, но в последний момент все-таки уперлась в трубу…

А промахнулся бы и полетел бы синей птицей с 6-го этажа. И все бы меня тогда запомнили, как Мишку Рыжего. Когда он попал под прицеп. И говорили бы: да это еще когда был жив Сундук. Правда, кроме меня, Мишку уже никто и не вспоминает.

2

Оставив дядю Мишу на голодном пайке, мы пробираемся через подвалы во двор и вдруг натыкаемся на тетю Гюльнару. Тетя Гюльнара «качается на метле». А если без метлы, то, сколько я себя помню, всегда гуляет с коляской, и не совсем понятно, кто в ее коляске – сын или внук.

И когда все ее короеды выкатываются из подвала и, мелькая, точно под микроскопом, на своих трехколесных велосипедах, наполняют, напоминая вороний грай, оглушительным гвалтом весь пейзаж, то, в сочетании с клубками шерсти и спицами на коленях сидящих на лавочках лифтерш в домашних шлепанцах и почему-то в мужских пиджаках, создается впечатление, что вот они – настоящие хозяева жизни.

Но когда к лавочкам приближаются мама с папой и под недобрый прищур на миг прекративших разговоры и, как по команде, повернувших свои головы рукодельниц тут же переходят на английский, они напоминают пробирающихся через резервацию аборигенов заморских колонизаторов.

Тетя Гюльнара с подозрением нас разглядывает и, прислонив метлу к обшарпанным кирпичам, берет в руки скребок.

Я возвращаюсь домой и жую булочку с марципаном. На перемене я ее утаил от Лисы. И вдруг замечаю двигающегося мне навстречу Харулу. Харула сын тети Гюльнары и дяди Миши.

Из нашей подворотни Харула раньше всех вышел в люди и, так и не осилив первый класс, ушел в «щипачи», и если всю нашу команду построить по росту в шеренгу, то по соседству с Петушком займет в ней предпоследнее место; но, несмотря на это, пользуется уважением у товарищей, и, когда на заднем дворе поставили «на хора» Вальку Храброву, то, опередив Бабона, был даже приглашен вне очереди.

Бабушка Лиза говорит, что когда мы были в эвакуации, то я напоминал румяный пирожок. И все очень волновались, как бы меня, чего доброго, не съели. Я думал, что понарошку, но оказалось, на полном серьезе: по словам бабушки Лизы, в 42-м году на окраине Кургана орудовала банда народных мстителей. И в помощь голодающему тылу выпуск таких пирожков был поставлен на конвейер.

Сейчас Харула вытащит из кармана нож и, сверкнув наточенным лезвием, приступит к изготовлению полуфабриката. Ну, все. Уже протягивает руку…

И тут он мне вдруг улыбается совсем как взрослый дядя и произносит фразу, которая до сих пор стоит у меня в ушах.

– Е… твою мать… – с какой-то задумчивой укоризной, как будто стыдясь своей правоты, застенчиво роняет Харула и поднимает подернутые вековой печалью раскосые глаза, – дай порубать!

Я обратил внимание: когда «банкует» Котлета, то, если бьешь на все, даже когда у тебя туз, в результате все равно перебор.

Берешь, например, картинку и потом играешь втемную. А у Котлеты, допустим, «шиш». Шиш – это значит 16. Потом открываешь, а у тебя после дамы – десятка.

И Сема доволен – зря, что ли, он пригласил меня к себе в Казарменный переулок. «Заделаю, – думает, – Киноверу козу». Но я пришел вместе с Родным.