– Не хочу я ждать, – сказала я. – В Северной Каролине согласие на брак можно получить с шестнадцати лет, мне семнадцать лет и пять месяцев, и я даю тебе свое согласие.
– Но мы не можем делать это открыто, – сказал он. – Твоя мать и твой дядя – они же меня убьют.
– Я знаю.
Насчет этого он был прав. Я не сомневалась, что до первой брачной ночи моя мать была девственницей, а дядя Маркус всегда втолковывал мне, что парни совершенно безответственны в этом отношении. Может быть, парни моего возраста такие и есть. Но Бен совсем другой.
– Да и нет нигде такого места, где мы могли бы быть вместе, – сказал он.
Теперь настала моя очередь улыбнуться.
– Ошибаешься, – сказала я. – Такое место есть.
Позже, когда я поняла, что могу говорить ему всё – или почти всё, – я рассказала ему, что чувствовала в самом начале. Мне казалось, что он не привлекает меня в сексуальном плане. Он рассмеялся и сказал: «Не сомневаюсь, что теперь все по-другому». Это действительно было так, однако больше всего при встречах с Беном мне нравилось лежать в его объятиях в коттедже на морском берегу и рассказывать все, о чем я думала и что чувствовала. Я даже разболтала ему два своих самых больших секрета.
Первый состоял в том, что в четырнадцать лет я намеренно проиграла очень важный заплыв в сезоне, потому что мне стало жаль соперницу. Эта девочка была такой долговязой, неуклюжей и нескоординированной, что ее товарищи по команде стонали, когда приходила ее очередь плыть. Я не могла себя заставить опередить ее. После третьего гребка я притворилась, что мне свело ногу судорогой.
Бен сказал, что я прелесть, но слегка не в себе.
Второй секрет был про то, что я могла вызывать дух своего отца, стоя на веранде нашего старого коттеджа. И тогда я обнаружила, что кое в чем ошибалась насчет Бена – несмотря ни на что, он был религиозен. Сначала он просто дразнил меня, говоря, что надеется, что мой отец не появится, когда мы вместе лежим в постели. Когда он понял, что я не шучу, то тоже стал серьезным. Он сказал, что эти скверные шутки со мной играет дьявол и мне следует быть осторожной. Я расстроилась от того, что он верил в дьявола. Я хотела, чтобы он был моим зеркальным отражением, с теми же чувствами и убеждениями, короче, всем, в чем я нуждалась, – доверенным лицом, лучшим другом и любовником. Я понимала, что ни один человек не смог бы соединять в себе эти качества.
Поэтому я не стала рассказывать ему свой третий секрет.
Мы занимались любовью, потом Бен принес из кухни марихуану, а я, голая, залезла под покрывало, вдыхая запах жасмина от свечек. Бен вернулся в постель, и я крепко прижалась к нему, пока он раскуривал косячок. Затянувшись, он передал его мне.
– Боже, как это здорово – быть рядом с тобой, – сказал он. – Предыдущая неделя была отвратительной.
– Я знаю.
– У меня даже появились эти… не кошмары, конечно. Но когда я ложусь спать, то начинаю представлять свою дочку в этой запертой церкви. Она очень испугана. Вокруг малознакомые люди. Она бы запаниковала, если бы была там.
– Не надо думать об этом, Бен. – Затянувшись, я вернула ему сигарету. – Думай о той девочке, которую ты спас. Маркус сказал, что, если бы не ты, она бы погибла.
– Я и так часто думаю о ней, – сказал он. – Она все еще находится в Нью-Ганновере, и я несколько раз навещал ее. Она поправляется. Потом я начинаю думать, что чуть не оставил ее там, потому что у меня кончался воздух и я… – Он вздрогнул. – Скажу тебе честно, Мэгги, я запаниковал.
– Это, должно быть, было ужасно. – Я все знала о его клаустрофобии, о том, то он начинал испытывать панику в самые ответственные моменты. Я не могла слушать те грубости, которые другие пожарные бросали ему прямо в лицо. Он говорил мне, что даже подумывал о том, чтобы подать заявление об уходе и уехать в Шарлотт, потому что не мог это больше выносить. Я чуть с ума не сошла, когда он сказал это. Что я буду делать без него?
– Как ты выдержал пребывание в противогазе?
– Я открыл запасной клапан, всего на одну секунду, – сказал он. – Это дало мне маленький глоток воздуха. Просто убедился, что, если он мне понадобится, я смогу это сделать.
– Но когда ты понял, что заканчивается воздух, то, должно быть, запаниковал?
– Да, мэм, запаниковал, еще как запаниковал. Но когда я увидел ту девочку, то смог собраться. И пошел ее вытаскивать.
– Я так горжусь тобой! А остальные перестали насмехаться?
Он кивнул.
– Думаю, они все-таки приняли меня, – сказал он, выпуская дым из ноздрей. – Я даже получил пару извинений от самых главных обидчиков. Нет худа без добра. Хотя цена, пожалуй, была слишком высока.
В моей памяти всплыли увеличенные фотографии погибших. На той службе я чувствовала спазмы в желудке, когда преподобный Билл говорил о каждом из них. Мне хотелось выскочить из помещения, но я понимала, что это может вызвать неприятную огласку.
– Как ты думаешь, загробная жизнь все-таки есть? – внезапно спросила я Бена. – Почему я так уверена, что отец приходит сюда, чтобы встретиться со мной? Я ведь должна верить, что эти трое – Джорди, Гендерсон и мистер Игглс – находятся теперь в лучшем месте, чем наш остров.
– Лично я в это верю, – проговорил Бен. – Но не верю, что мертвые могут контактировать с нами.
Он никогда не переживал тех впечатлений, которые я пережила с отцом, поэтому не мог меня понять.
Мы докурили сигарету, и Бен загасил ее в раковине моллюска, которая служила нам пепельницей. Я помнила ту ночь в отделении экстренной медицинской помощи – как я была испугана, увидев его там, и как неловко чувствовала себя, когда Дон чуть не опрокинула меня, устремившись к нему. Все были уверены, что у них с Дон роман, и, хотя Бен никогда не подтверждал этих слов, он и не опровергал их. Он говорил, что она служит нам прикрытием, но я не могла оставаться спокойной, когда видела, как она на него смотрит. Я не сомневалась, что Дон любит его. Это было написано у нее на лице. Мне было жаль ее, как ту неуклюжую четырнадцатилетнюю девочку, которой я позволила обогнать себя на соревнованиях. Но я не собиралась отдавать ей Бена.
– Дон так любит тебя, – сказала я. – Когда она увидела тебя в больнице, на ее лице было написано такое облегчение, что с тобой ничего страшного не произошло. Я понимаю, что наношу ей рану тем, что встречаюсь с тобой.
– Я ее никогда не обманывал, ты это знаешь.
– Но она думает, что твое сердце не занято. Это дает ей надежду.
– Но что я могу с этим поделать, Мэгги? – В его голосе зазвучало легкое раздражение. – Не могу же я рассказать ей о нас.
– Я понимаю, – быстро проговорила я. Раньше его никогда не раздражали мои слова. – Мне просто ее жаль, вот и все.
Чего я от него хотела? Не знаю.
Внезапно из гостиной в спальню ворвался порыв ветра, погасив две свечи. Я встала и пошла в угол, чтобы снова зажечь их. Когда я повернулась, Бен проговорил: