– Вы можете сесть вот сюда, чтоб надеть вашу обувь. – Женщина указала на ряд стульев.
Подчинившись, я села и кивнула Энди, чтоб он сделал то же самое. Под пристальным взглядом женщины-полицейского мы надели туфли.
– Куда нам надо идти? – Я встала.
В одной руке у меня были одежда и моя сумочка, а свободной рукой я катила сумку.
– В отдел общественной безопасности, на допрос, – сказала она, поворачиваясь на каблуках. – Идите за мной.
Энди встал.
– Подождите! – сказала я. – Наш самолет отправляется через пятнадцать минут. Вы не могли бы просто конфисковать зажигалку и отпустить нас?
– Нет, мэм. – И она монотонным голосом начала перечислять федеральные статьи, ведя нас по коридору, из которого, как подумала я, нам уже не выбраться.
Она привела нас в маленькое служебное помещение, где за столом сидел офицер в форме. В его лысине отражалась свисавшая с потолка лампа. При нашем появлении он поднял голову.
– Сэр, – проговорила охранница, – этот мальчик хотел пройти через детектор с зажигалкой, спрятанной в носок.
– Я его мать, офицер, – вмешалась я. У мужчины были добрые глаза под высокими, выразительными бровями. – Мне жаль, что так случилось, но мы не успеем на наш самолет, если…
– Сядьте. – Он указал на два стула, стоявшие рядом со столом.
– Нам надо лететь в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на шоу, – проговорил Энди, садясь.
Я осталась стоять.
– Есть хоть какая-то возможность задержать самолет? – спросила я.
– Если вы не относитесь к этому серьезно, то как же ваш сын сможет уважать закон?
Я опустилась на стул рядом с Энди, размышляя о том, как узнать, когда следующий самолет до Нью-Йорка.
Мужчина положил локти на стол и наклонился вперед.
– Сколько тебе лет, мальчик? – спросил он Энди.
– Пятнадцать.
– Тебе пятнадцать? – Офицер был явно удивлен.
– Именно так, – сказала я.
– Я выгляжу моложе своих лет, – проговорил Энди.
– Зачем ты засунул зажигалку в свой носок?
– Из-за вывески.
– Что за вывеска?
– Та, на которой написано, что нельзя проносить на борт самолета ружья и ножи. Там говорилось, что нельзя проносить и зажигалки.
– Он понял это буквально, – проговорила я.
– Мэм, я попрошу вас молчать. – И он снова обратился к Энди. – Если ты прочел на вывеске, что нельзя проносить зажигалки на борт самолета, зачем ты засунул ее в носок?
Я увидела слезы в глазах Энди.
– Я засунул ее в носок, чтобы не проносить, – проговорил он.
Я наклонилась и положила руку ему на колено.
– Я могу объяснить…
– Мэм. – Офицер бросил на меня предупреждающий взгляд. – Эти правила разработаны для твоей защиты, сынок, а не для шуток.
– Пожалуйста, офицер, – сказала я. – Он частично недееспособен.
Мужчина не обратил на мои слова никакого внимания.
– Каким образом ты собирался использовать зажигалку?
Энди беспомощно взглянул на меня.
– Если бы захотел закурить сигарету.
– Ты знал, что в самолете нельзя курить?
– Я не стал бы курить в самолете.
– Где твои сигареты?
– У меня их нет.
– Но у тебя есть зажигалка, которая так важна для тебя, что ты спрятал ее в носке.
Энди беспомощно посмотрел на меня. На его реснице повисла слеза.
– Сэр, у Энди внутриутробное алкогольное расстройство, – быстро проговорила я, чтобы он не успел меня остановить. – Он не понимает половины того, что вы говорите. Если он видит надпись, которая гласит, что нельзя проносить какую-то вещь, он понимает это так, что нельзя нести эту вещь в руках. Я понятия не имела, что у него есть зажигалка. Я даже не знала, что он курит. – Я метнула на Энди взгляд, обещавший, что мы поговорим об этом позже. – Но, уверяю вас, он и в мыслях не предполагал сделать что-то противозаконное. Мы летим в Нью-Йорк, чтоб успеть на утреннее шоу, потому что Энди спас людей на пожаре в Серф Сити.
Брови полицейского взлетели вверх.
– Так значит, ты – тот самый мальчик?
– Да, это я. – Энди виновато взглянул на него.
Офицер сморщил губы. Он взял зажигалку со стола, щелкнул, зажег и покрутил колесико, чтобы сделать язычок пламени длинным.
– Итак, – сказал он, захлопывая крышку зажигалки. – Нет необходимости говорить, что мы конфискуем ее. Кроме того, нужно будет проделать кое-какие формальности. И… – он посмотрел на монитор компьютера, стоявшего на его столе, и нажал несколько клавиш. – Есть еще один рейс до Нью-Йорка в десять десять.
– Через три часа? – Я чуть не заплакала.
– Да, мэм. Там есть свободные места, так что вам повезло.
* * *
Было почти семь тридцать, когда мы вернулись в главный терминал.
– Давай раздобудем что-нибудь поесть. Это поможет убить время.
Мы купили по горячей булочке и нашли места в зале.
– Итак, Энди, – начала я, когда мы разместили свои вещи и уселись. Мы были единственными пассажирами в зале. – Нам надо поговорить. Ты обещал мне никогда не курить.
Энди изучал носки своих теннисных туфель и жевал булочку с черникой.
– Энди?
Он проглотил кусок булочки.
– Я иногда курю, но не затягиваюсь.
– Но зачем ты это делаешь?
– Потому что это круто.
– Кто из твоих друзей курит?
Он снова замолчал.
– Мне надо тебе про это говорить?
Я подумала – действительно, какая разница?
– Нет, – сказала я, вздохнув. – Можешь не говорить. Но ты должен сказать мне, откуда у тебя эта зажигалка.
Это была совсем не дешевая штуковина.
– Я обменял ее.
– На что ты ее обменял?
– Мам, я не хочу говорить об этом.
– Ты должен сказать, Энди.
– Я обменял ее на свой складной ножик.
– Какой еще складной ножик? – Я понятия не имела, что у него имеется складной нож.
Он округлил глаза.
– Тот, который у меня всегда был.
Я вздохнула.
– Я знаю, ты хочешь быть как все. Я знаю, что ты хочешь быть… крутым. Но тинейджеры часто делают глупости. – Больше, чем новостью, что он курит, я была огорчена сознанием того, что есть стороны в жизни моего сына, о которых не знаю. Если он мог лгать мне о том, что не курит, о чем еще он мог говорить мне неправду?