Революция - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер Доннелли cтр.№ 52

Шесть миллионов!..

Я прохожу дальше по галерее и читаю про некоторых покойников, предположительно захороненных здесь. Сестра короля, мадам Елизавета. Мадам де Помпадур, любовница Людовика XV. Робеспьер и Дантон. Писатель Рабле и актер Скарамуш. Похоже, по ночам здесь можно подслушать интересные беседы.

Читаю дальше. После свержения Робеспьера началось противостояние якобинцам, которых он возглавлял. Это было время «Белого террора» — пережившие тирана молодые аристократы избивали якобинцев прямо на улицах. Еще они устраивали так называемые «Балы жертв» — для тех, у кого кто-то из родных погиб на гильотине. Участники обрезали себе волосы — коротко, как у приговоренных, — и повязывали вокруг шеи алые ленты — как символ пролитой крови. Иногда эти балы устраивались прямо здесь, в катакомбах.

Я читаю дальше, надеясь отыскать что-нибудь про людей, скрывавшихся в подземных коридорах во время Революции. Вдруг — ну вдруг! — найдется хоть строчка про безумную девицу, которая одевалась как мальчишка, запускала фейерверки и вела дневник? Но ничего не находится.

Галерея заканчивается. Табличка на стене указывает путь к оссуарию и предупреждает, что в случае отключения электричества загорится аварийный свет, и тогда, чтобы добраться до выхода, нужно держаться черной полосы на потолке.

Вслед за пожилой парой, стайкой подростков и американцами из очереди я ступаю в бывшую каменоломню — коридор с низкими сводами. Здесь холодно и приходится идти согнувшись. Еще несколько метров — и мы в галерее Пор-Маон. Один рабочий, служивший раньше в армии Людовика XV, высек здесь из камня копию крепости, где он сидел в заточении. Я прохожу мимо колодца с прозрачной водой и наконец вижу вход в оссуарий.

Простенки по обе стороны от входа выкрашены черной и белой краской. Наверху надпись: «Остановись! Здесь царство смерти». Мне вдруг страшно хочется на волю. Промчаться сквозь галерею, вверх по лестнице — и скорее на свет. Но я заставляю себя успокоиться, потому что для меня важно побывать там, где была Алекс. Я вхожу внутрь.

Кости.

Целые стены из человеческих останков.

Это зрелище заставляет меня замереть на месте. Груды черепов. Груды бедренных костей. Некоторые сложены аккуратно, другие составлены в узоры — линии, ромбы, кресты, цветы. Словно я попала в подвал серийного убийцы, увлеченного дизайном интерьеров.

Люди, вошедшие вместе со мной и еще недавно отпускавшие шуточки, теперь притихли. Одни рассматривают все вокруг с благоговейным трепетом. Другим здесь тяжело, они хотят поскорее выбраться. Кто-то всхлипывает. Семейство Готовых-Ко-Всему далеко не ко всему оказалось готово: мать заметно подавлена зрелищем. Видно, микрофибра защищает от пота, но не от смерти.

Туннели тянутся вглубь и кажутся бесконечными. Я иду уже десять минут, двадцать, полчаса, а кругом одни кости. Кое-где попадаются фонтаны, надгробия, кресты и памятники с эпитафиями и стихами. Вход в некоторые туннели перекрыт железными решетками. Таблички на стенах сообщают, что здесь лежат кости с кладбища Невинных или кости с кладбища Святого Николая, но нигде не написано, почему их так много.

Кем были все эти люди?

Я оглядываюсь. Должно быть, я шла слишком медленно или слишком долго рассматривала захоронения, потому что остальные давно меня обогнали. Вокруг никого. Меня окутывает тишина. Я думаю про Алекс: каково ей было здесь в одиночестве, при тусклом свете фонаря? Эта мысль так невыносима, что я прибавляю шаг. Спустя несколько минут останавливаюсь перед развилкой и не понимаю, куда дальше идти. Черная линия на потолке ведет налево, но я слышу разговоры вполголоса в туннеле справа — и выбираю его.

Здесь темнее, и сам туннель значительно уже. Кости теперь очень близко. Я прохожу мимо большого черепа, который смотрит на меня со стены, и вдруг ясно вижу: это был дюжий мясник, он когда-то распевал пошлые песенки, разделывая поросенка. А вот череп с высоким лбом — он принадлежал школьному учителю, бледному и сутулому. Вон там, подальше, маленький детский череп — в прошлом хорошенькая девочка, румяная и жизнерадостная. И еще череп, и еще. С пустыми, слепыми глазницами.

Голоса становятся громче и беспокойнее: что там, обогнавшая меня группа — или, может, где-то капает вода? Я невольно ищу лужицы на полу или капли, стекающие по стенам. Но людей не видно. И стены сухие. И тут до меня доходит.

Это черепа. Они говорят со мной, все разом.

— Я так скучаю по запаху после дождя… — произносит один прямо над моим ухом.

— А мне бы дыню… Такую сладкую, согретую солнцем, — бормочет другой.

— Услышать смех мужа… Прижаться щекой к его щеке…

Голосов все больше, они сливаются в траурный хор, полный тоски. Им хочется жареной курицы. Гладкого шелка. Лимонада. Красных туфелек. Цокота лошадиных копыт.

Я теряю рассудок. Иначе это не объяснить. И тут сквозь туннель проносится легкий ветерок, хотя это невозможно, потому что в двадцати пяти метрах под землей не бывает сквозняков, но я улавливаю странный запах — пряный и назойливый. Гвоздика. Теперь мне становится страшно. Голоса звенят в моей голове, запах наполняет мои легкие, привкус гвоздики щиплет язык. Я начинаю задыхаться.

— Помогите, — бормочу я. — Пожалуйста.

— Мадемуазель! Простите, но сюда нельзя!

Я оборачиваюсь. В туннеле стоит охранник и светит на меня фонариком.

— Мадемуазель, вам плохо?

— Да, мне плохо…

Он подходит и берет меня под руку.

— Идемте. Держитесь за меня, если нужно.

Мне нужно. Я еле волочу ноги, пока мы возвращаемся к развилке. Там он закрывает железную решетчатую дверь, преграждающую вход в туннель, и запирает ее на замок. На двери красно-белая табличка: «Вход воспрещен». Я не заметила ни двери, ни таблички, когда выбирала, куда идти.

— Простите, — говорю я. — Что-то стало тяжело дышать.

Он понимающе улыбается.

— Бывает. Некоторых тут тошнит, а кто-то падает в обморок или вообще теряет ощущение реальности. Такое уж место.

Но я соврала, что мне тяжело дышать. Дело не в этом. Дело в Алекс. Это ей было надо, чтобы я спустилась сюда и свернула в этот туннель. Она хотела, чтобы я пошла за ней. Чтобы я ее нашла.

Охранник усаживает меня на складной стул, рядом с аптечкой и телефоном. Я роняю голову на руки.

Антидепрессанты меня угробят. Я слишком долго ими злоупотребляла, и теперь я вижу и слышу то, чего нет. Как тогда, на Генри. Или на набережной. И только что, в этом подземелье ужасов. Я спятила, вот мне и кажется, будто я как-то связана с мертвой девчонкой.

Охранник дает мне посидеть еще несколько минут, потом провожает меня к выходу.

— Выпейте воды, — советует он. — И съешьте что-нибудь.

Другой охранник проверяет мой рюкзак, чтобы убедиться, что я ничего не прихватила на память. Можно подумать, мне могло такое прийти в голову. Наконец я оказываюсь снаружи. В надземелье. В мире живых.