Как жить с французом? - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Мийе cтр.№ 21

Я закусила губу. Все дети в этот момент уже совершенно точно рыдают крокодильими слезами. Пускай уж лучше девушка согласится на инцестуальный брак.

Принцессе тоже жалко осла. Ведь сколько она себя помнит, он какал рубинами и страшно ее забавлял. Да и замуж за отца она выйти совсем не против. Но крестная сказала: «Не положено». Девушка таки просит у отца накидку из шкуры национального достояния. Рыдает, но просит. Король вне себя от гнева, но соглашается. Потому что бес в ребро скребет его так сильно, что он готов оставить государство без единственного источника дохода. Ночью принцесса просыпается и видит перед собой голову убиенного животного… ну и шкуру под ней. Маленькие зрители бьются в истерике. Принцесса тоже рыдает, потому что ей теперь придется уйти из замка, где она выросла, где жарко топят и купают ей ножки в золотой ванночке, бросить отца, за которого она почти собралась замуж, и мечты стать королевой. Но крестная сказала: «Надо!» — а принцесса, как видно из фильма, склонна безоговорочно слушаться старших. И вот она, утирая слезы, накидывает на себя ослиную шкуру… НАКИДЫВАЕТ НА СЕБЯ ОСЛИНУЮ ШКУРУ и бежит из родного дома в соседнее королевство. Новый наряд ей, видно, так нравится, что она не вылезает из него ни днем ни ночью, однако принц этого королевства подглядывает за ней в волшебное зеркало и заболевает от любви. Спасти его может только пирог, испеченный замарашкой в ослиной шкуре, о чем он сообщает перепуганным родителям. Королева намекает на антисанитарию, король настаивает, что заказанный пирог наследник престола будет пробовать только в присутствии придворного врача. Принцесса, не снимая ослиной шкуры, принимается за готовку — впервые в жизни, потому что, чем дуршлаг отличается от терки, ей подсказывает волшебная поваренная книга. Ослиные копытца волочатся по кухонному столу, ниспадают в миску с тестом, придавая будущему пирогу крепкий деревенский аромат.

Присутствие придворного лекаря на дегустации оказывается нелишним: принц едва не ломает зубы о золотое кольцо, коварно подложенное туда Ослиной шкурой. Зуб спасают, но мозг наследника уже необратимо поврежден. Как иначе объяснить, что вместо того, чтобы дать гонцу разнарядку доставить во дворец «девушку, которая носит ослиную шкуру» (она там в королевстве живая достопримечательность, едва ли не туристы с ней фотографируются), он устраивает примерку кольца всем женщинам королевства? Примерка кольца — это поистине эпическая сцена: демократически настроенный принц настоял, чтобы на смотринах присутствовали все без исключения подданные женского пола, включая старух, малолетних детей, нищенок, юродивых и не способных самостоятельно передвигаться.

Короче, принц нашел свою возлюбленную под ослиной шкурой. Играют свадьбу. В разгар пиршества во двор прекрасного барочного замка влетает… ВЕРТОЛЕТ. Я не шучу: натуральный серый вертолет гражданского пользования, без розовых лопастей и позолоченной вязи на стеклах, как будто только что с военно-воздушных учений спасательной бригады. Оттуда выходят король-отец и фея-крестная. Отец расцеловывает блудную дочь, а фея, видя ее тревожное выражение лица, успокаивает: «Не волнуйся, дорогая, он больше не хочет на тебе жениться. Он уже женился — на мне».

Все счастливо улыбаются, занавес, дети идут пить какао.

Я выключила телевизор и долго сидела неподвижно с широко раскрытыми глазами. Час дня — самое время выйти поприветствовать город. Но можно ли без пневматического оружия выходить в город, чьи жители выросли на подобном кино?

* * *

Когда, пройдя триста метров по улице, вы встречаете босоногого буддистского монаха, длиннобородого старика в белоснежных одеждах, женщину, у которой из носа торчит трубка, а к поясу пристегнут аппарат искусственного дыхания, девушку в сари, девушку в пижаме и группу негритянок в ярких, пышных платьях и чалмах, вы чувствуете себя в своей тарелке? Я чувствовала себя посетителем музея естествознания. Для остальных прохожих было в порядке вещей по дороге на работу пересечься с вождем африканского племени в парадной тунике и с обвешанной плюшевыми игрушками японкой фетишисткой — никто даже не поворачивал головы в их стороны. Моя же голова крутилась в разные стороны и иногда проворачивалась вокруг своей оси. Каждый встреченный человек был готовым персонажем для повести. Пройдя мимо террасы кафе, можно было набрать сюжетов на увесистый сборник. Вот, например, эта молодая парочка. Я уже и афишу вижу: драма, в ролях Гийом Канэ, Марийон Котийяр и Одри Тату. Он встречается с ее лучшей подругой, но их тянет друг к другу, они ничего не могут и не хотят с этим поделать, потому что фильмов про морально возвышающую дружбу во французском кинематографе гораздо меньше, чем про разрушающую и нездоровую любовь. В конце Марийон Котийяр срывается с моста. А эта пара в возрасте — соседи по лестничной площадке, оба вдовцы. Однажды они столкнулись у лифта, он вдохнул запах ее «Шанель № 5», а она — безымянного лавандового одеколона, и они одновременно подумали, почему бы не попытаться построить что-то новое на склоне лет; но призраки прошлого здорово досаждают им — почившие супруги не желают делить их с другими даже после смерти. Мистический триллер.

А этой барышне сегодня не повезло: ей не продлили контракт стажера в издательстве, и теперь, похоже, придется возвращаться к родителям в Лотарингию, ведь срок оплаты аренды ее двадцатиметровой студии истекает через неделю, и это последние триста евро, что у нее остались. Смятение чувств она запивает капучино и закусывает эклером. Начало романтической комедии.

Ноги подустали, и я очень кстати набрела на тенистый парк. Расположившись на парапете фонтана, подставила нос солнышку. И вдруг в этот нос стал просачиваться ни с чем не перепутываемый аромат марихуаны. Я приоткрыла глаз: рядом устроилась приличного вида школьница старших классов и самозабвенно смолила косяк. Не успела я закрыть глаз и подумать про нее гадости, как над ухом раздался приятный звонкий голосок: «Извините, вам не мешает дым?» Это было очень трогательно. Как если бы воры, грабящие пивной ларек у меня под окном ночью, поднялись бы на второй этаж и вежливо спросили, не беспокоит ли меня шум разбивающегося стекла. «А то если что, мы можем перенести работы на другое время!» — «Нет-нет, все в порядке, я потерплю». — «Мы можем предложить вам фирменные беруши». — «Спасибо, мне действительно не сильно мешает. Если вы будете долбить поритмичнее, то это даже может сойти за Шопена». — «Мы постараемся, мадемуазель. В любом случае мы постараемся управиться как можно скорее, чтобы у вас было еще несколько часов тихого утреннего сна». — «Очень любезно с вашей стороны». И они вернутся к разграблению ларька.

Я покачала головой: «Нет, не мешает». И от умиления добавила: «Это даже приятно».

Париж стерпит все. Хочешь спать на траве — спи, хочешь ходить босиком — валяй, хочешь жить в чемодане — располагайся, никто тебе слова не скажет. Здесь живут люди всех цветов кожи. Одни соблюдают рамадан, другие вставляют золотые зубы на место здоровых, третьи ходят в чалмах и юбках эпохи дядюшки Тома, четвертые в жару преют в деловых костюмах. Все разные, и никто друг другу не мешает.

* * *

Автор блестящих травелогов Джером Клапка Джером в рассказе о путешествии троих закадычных друзей на велосипедах по Германии — незаслуженно менее известном, чем их путешествие в лодке по Темзе, — подробно, аж на шести страницах, объясняет, почему он не будет вдаваться в описания природы, дикой или городской, так любимые романистами. В эру пароходов и фотоаппаратов английский классик считал этот жанр таким же бесполезным, как красочное описание блюд, которые подавались к обеду, — попыткой подменить зрение другими чувствами. Джером бесконечно прав. Каждый школьник знает, что нет ничего скучнее, чем описания природы, которыми злоупотребляют классики литературы. Описание городов, которые постепенно вытеснили леса и поля из хронотопа повествований, по сути то же самое. «Один муравейник как две капли воды похож на другой. Везде много дорожек — одни узкие, другие широкие, и по ним бестолково снуют насекомые: одни куда-то спешат, другие останавливаются перекинуться словом с приятелем. Одни волокут тяжести, другие греются на солнышке. В закромах хранятся припасы, в бесчисленных кельях насекомые спят, едят, любят, а рядом, в уголке, покоятся их белые косточки. Эта норка побольше, эта поменьше. Это гнездышко на камнях, это — на песке. Этот домик построен лишь вчера, а этому чуть ли не сто лет — говорят, он появился еще до того, как ласточки налетели, — а там кто его знает?» [10]