Я слишком устал, чтобы спать, поэтому сажусь за «Деспота», но играю без души, и моя Империя после всех предыдущих катаклизмов все еще пребывает в бедственном состоянии, и я подумываю, не начать ли мне все, в жопу, сначала, но это означает вернуться на исходную позицию, а играя в «Деспота», постоянно испытываешь искушение переключить ТоЗ, что для людей, не знакомых с игрой, кажется абсолютно невинным действом, но на самом деле это не так — ты не просто включаешь «Точку зрения», ты меняешь свой нынешний деспотический властный уровень на более низкий, будь то региональный барон, другой король, генерал или какой-нибудь королевский родственник, приближенный к трону, а это бесследно не проходит, потому что, как только отказываешься от текущей ТоЗ деспота, компьютер берет игру на себя, а уж играть эта программка, чтоб ее, умеет. Задержишься с переключением, слишком долго будешь цепляться за власть — и тебя прикончат, вот и вся недолга. Значит, снова возвращаться в пещеру, где уже сидят два десятка таких же блохастых экс-монархов, одному из которых со временем придет в голову блестящая идея: а не принести ли в пещеру огоньку?! Переключишься слишком рано — программа берет игру на себя и творит маленькое чудо: спасает задницу деспота, которого ты только что оставил, а дальше — дверь дома, где ты скрываешься, вышибают агенты секретной полиции и тащат тебя и твою семью в ночь, в небытие; после чего компьютер объявляет себя победителем, а ты снова в жопе — изволь начинать из пещеры.
Целый час я деспотически телепаюсь на месте, потом сдаюсь, даю команду «сохранить» и отправляюсь спать. Я выкурил шесть сигарет, хотя и не собирался.
Я еду в горы. Встаю поздно и с легкой головой, звоню Энди — да, он меня ждет, — потом набираю номер Эдди и беру выходные на три следующие дня, сообщаю копам (управление у них в Феттесе, хотя инспектор уже вернулся в Лондон; мой лэптоп они мне пока еще не отдают) и, слегка почистив машину, беру курс на горы — пересекаю серьги мост, на котором в этот день, избитый порывами ветра и дождя, включено табло, ограничивающее скорость 40 милями и запрещающее движение крупногабаритных машин; шквал налетает на мой 205-й «пежо», и тот, танцуя на своих «данлопах», чуть не скатывается на обочину.
Потом я выезжаю на М90, огибаю Перт и направляюсь к северу по А90, где движение то и дело меняется с двух- на однополосное и наоборот, а дорожные знаки зловеще предупреждают, что дорога патрулируется полицейскими в обычных, без указания их полицейской принадлежности, машинах, и, лишь добравшись до Далвинни,
[48]
начинаю дышать свободно. Звуковое сопровождение обеспечивают Nirvana, Мишель Шокд,
[49]
Crowded House и Carter USM.
[50]
Когда я сворачиваю на запад, дождь ослабевает; я успеваю увидеть заходящее солнце, окрашивающее горизонт над Скаем и Кайлсом в кровавокрасный цвет, а в свете моих фар серые камни Эйлин-Донана становятся зелеными. Я добираюсь до Строма через четыре часа двадцать минут после выезда из дому и глушу мотор в тот момент, когда в пурпурных дырах между темных, тяжелых туч начинают появляться звезды.
— Ну ты и сучара! Просто свет не видывал таких сучар! Вот как называется то, что ты, в жопу, делаешь? Сучара!
Вознаграждение и искупление, даже обучение. Я сижу в темном отеле на берегу черного озера, время близится к полуночи, я пьян, но не до чертиков; мы с Энди и его дружком Хоуи расположились на первом этаже в бывшем танцзале, выходящем на озеро — туда, где поднимаются призрачно-серые, залитые лунным светом горы с мягко переливающимися снеговыми шапками; я играю в компьютерные игры. Точнее, играю в «Ксериум» — топчусь на одном месте, и черт меня раздери, но после долгих-предолгих поисков я выяснил наконец, как перебраться через горы Зунда.
Это просто, но блиииииин. Нужно взять запас топлива, свинцовую защиту, ядерную бомбу и ракету; загружаешь топливо и бомбу, поднимаешься на восемь километров, сбрасываешь бомбу в предгорьях, пикируешь назад на базу, ставишь защиту, берешь топлива под завязку и с единственной ракетой на борту (бомба тем временем взрывается, сотрясая окрестности, и заправляться в этот момент не рекомендуется) взмываешь как настеганный к своему потолку и летишь как раз над поднимающимся грибовидным облаком! Облако у тебя под крыльями — оно подкидывает самолет выше его потолка. Свинцовая защита предохраняет тебя (хотя и приходится демонстрировать высший пилотаж, чтобы не потерять устойчивость в радиоактивных потоках), но вот облако рассеивается, ты соскакиваешь с него и идешь вниз, через горы — они кажутся такими игрушечными, — выходишь на долину среди хребтов, пускаешь ракету, когда тебя пеленгуют радары базы, и на остатках топлива уходишь за горизонт, а ракета тем временем сметает базу на хер. Просто!
— Сучара, — говорю я, мягко сажая самолет у топливного склада, и трясу головой; покататься на радиоактивном облаке — даже в голову не приходило.
— Не хватает тебе задора, — говорит Энди, подливая мне в стакан виски.
— Во-во, чтобы играть в эту игру, надо быть настоящим мужиком, — говорит Хоуи, подмигивая и беря свой стакан.
Это дюжий хайлендер из близлежащей деревни, один из собутыльников Энди. Он неотесанный и необузданный, к женщинам относится совершенно неподобающе, но забавен на свой грубоватый лад — настоящий мужик.
— Чтобы играть в «Ксериум», надо быть немножко чокнутым, — говорит Энди, откидываясь к спинке своего стула. — Надо быть… просто… чокнутым — и все.
— Ага, — соглашается Хоуи, осушая свой стакан с виски. — Не-не, спасибо, — говорит он Энди, который собирается подлить и ему. — Двинусь-ка я, пожалуй, — говорит он, вставая. — Не могу завтра опаздывать — последний день работаю в своем лесничестве. Рад был познакомиться, — говорит он мне. — Может, еще увидимся.
Он пожимает мне руку; серьезное рукопожатие.
— Ну ладно, — говорит Энди, тоже вставая. — Я тебя провожу. Спасибо, что заскочил.
— Да глупости. Рад был снова повидаться.
— Как насчет отвальной завтра вечером?
— А почему нет?
Они удаляются по тускло поблескивающему полу танцзала примерно в направлении лестницы.
Я качаю головой, глядя на экран «Амиги».
— Прокатиться на долбаном грибовидном облаке, — говорю я сам себе.
Затем встаю со своего скрипучего стула и, чтобы размять ноги, направляюсь со стаканом к огромному — во всю высоту и ширину стены — окну, которое выходит на сад перед железной дорогой и на берег озера. Облака сжались до небольших клочков, а луна стоит где-то высоко над головой, заливая все вокруг серебром. Справа по берегу озера горят несколько огоньков, но вдали горы черной массой поднимаются к звездному небу, становясь из серых белыми — их вершины покрыты снегом.