– Занят? – спросил я Риту, глазами показывая на кабинет шефа.
– У него люди. И будешь после Банникова, – холодно ответила Рита.
– Будешь после меня, Резвей, – подтвердил Пашка.
– Как дела в редакции? – спросил я Пашку, с которым давно не общался.
– Пописываем помаленьку, – ответил он. – Во! А хочешь, пока ждем, я тебе рассказец зачитаю, прислали вот в редакцию, до сих пор под впечатлением!
Я не успел ответить, как он продекламировал: «Глеб Речной. Настенька».
Рита спряталась за монитор, но я видел ее подрагивающие плечи – она сдавленно смеялась. Видимо, это не первая декламация «Настеньки». Пашка прокашлялся и начал читать: «Родилась ли я в любви?..»
Закончив трогательный рассказ, он перешел к повести некоего писателя-почвенника Алексея Сергеенка «Километр земли». Но тут из кабинета прошествовали какие-то люди, а следом проводить их вышел сам шеф. Они обменялись любезностями, попрощались, после чего Кацюба глянул на нас с Банниковым и вернулся к себе.
– Банников, заходите, – сказала Рита.
Пашка зашел к шефу.
Рита что-то печатала. Я подошел к ней:
– Как дела, Рит?
Рита отвлеклась от работы, посмотрела мне в глаза и спросила:
– Нормально. Тебе чего?
– Мне – ничего. Просто мне неприятно знать, что ты до сих пор винишь меня в том, чего я не делал. Так же как неприятно, что Степаныч винит меня в драке с Панченко, хотя именно он начал, причем ударил сзади.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Мне это совершенно неинтересно.
– Рит, я тебе даю честное слово. Даю его тебе, потому что ты – одна из немногих в этой компании, кто ко мне относился хорошо. Честное слово, я никому не говорил, что у нас что-то было. Эти уроды…
– Я тебе не судья, – перебила меня Рита, – и мне плевать, что у тебя и с кем было. Я знаю, что ты был с чужой девушкой и рядом с вами не было ее парня. А когда он там появился, ты его избил. Я знаю, что никому не говорила, что иду с тобой в кино, но почему-то об этом на следующий день знали все, еще и приплели невесть что. И еще я точно знаю, Резвей, что ты сам стал таким же уродом, как и те, кого ты так называешь.
Я открыл рот, чтобы что-то ответить, даже еще не зная, что именно буду говорить. Но вышел Пашка, и она демонстративно уставилась в монитор.
Резон в ее словах был. Я пожал плечами, слегка раздосадованный, и пошел к Кацюбе. То, что он был в плохом настроении, мне стало понятно сразу, как я перешагнул порог. Витала аура недовольства, напряженность. Такое я сразу чувствую: опыт, сын ошибок трудных, и Гена, Чебурашкин друг…
Поприветствовав шефа, я протянул ему оба заявления и замер в ожидании. Слишком многое в моих планах сейчас зависело от этого человека.
– Так, что тут у нас? Почему не через секретаря? – возмутился он. – В отпуск собрался? Хм… Проекты сдашь – и свободен, не возражаю. А это что? Заем просишь…
Кацюба задумался.
– Скажи мне, Сергей, ты зачем Костю избил? Хорошо, парень благородно поступил, не стал заявление на тебя писать, а ведь мог бы. Уволить тебя требует народ, а ты тут заем просишь.
– Да не так все было, Станислав Евгеньевич, – ответил я и рассказал, как было на самом деле, начав с того момента, когда Лида позвала меня покурить вместе. – Думаю, Станислав Евгеньевич, у ребят какие-то проблемы во взаимоотношениях, а Лида, зная Костину «любовь» ко мне, использовала момент, чтобы проверить парня.
– Может, и так, – молвил шеф, – а может, и не так. В любом случае я подобное больше терпеть не буду, Сергей. Официально тебя предупреждаю: работаешь ты у меня до первого косяка, а если он наступит, быть тебе уволенным и занесенным в черный список. Никто тебя после этого на работу не примет. Уяснил?
– Так точно. Разрешите идти?
– Да подожди ты. Заем-то тебе на что?
– Девушку свою решил на море свозить, – решил я не врать. – Не была она нигде никогда.
– Девушку на море, – задумчиво протянул шеф и улыбнулся. – Будет тебе море.
Кацюба поставил визу «Не возражаю» на оба заявления и вернул мне.
– Зайдешь в бухгалтерию с этим, выдадут.
Выйдя от шефа, я первым делом позвонил Ксюше, чтобы порадовать ее: мне дали отпуск, и сразу после Нового года мы едем в Испанию. Она закричала в трубку так громко, что я на время убрал телефон от уха. Я и сам был безумно рад, ведь никогда за границу не ездил! Впереди маячило, как мне казалось, самое чудесное время: совместная поездка в Испанию, затем домой к родителям, а потом жизнь с любимой девушкой.
Решив насущные вопросы, я спокойно погрузился в рутину – надо было закрывать проекты, вытягивать из заказчиков оплату, подгонять исполнителей.
К вечеру валился с ног, но поехал на тренировку. Бессонные ночи выходных и тяжелый рабочий день дали о себе знать – я не чувствовал ни сил, ни бодрости. Дядя Миша, видя мои мучения, снизил рабочие веса на штанге, а Ваня комментировал происходящее ободряющими речами армейского сержанта.
Окончательно убитый, я вернулся домой. Дверь оказалась не заперта. Дома была Ксюша.
Утром я дал ей ключи, сказав, что она может приезжать когда хочет.
Не знаю, как она трактовала мои слова, но, судя по всему, день у нее был насыщенным. Она перевезла ко мне свои вещи, переставила мебель, навела порядок, вычистила и вымыла квартиру до блеска.
– Переодевайся, мой руки и за стол. Ужин готов.
* * *
Рабочий год закончился, начались новогодние каникулы.
Ксюшины родители, к которым я предложил заглянуть на Новый год, куда-то уехали. Леха повез семью в Дубай, Иван с коллегами махнул в Таиланд. Праздники мы провели вдвоем с любимой – салаты, телевизор, постель, прогулки по городу и вылазки в кино.
У Ксюши началась зимняя сессия, она стала нервной и раздражительной. Стараясь ее не отвлекать, я пропадал на работе, тренировках и курсах.
В английском у меня наметились хорошие сдвиги. Как-то, прогуливаясь с Ксюшей по Невскому, мы познакомились с парой ровесников из Голландии, затащили их в паб и весь вечер общались на английском – я все понимал и без труда говорил сам.
Продолжались упорные тренировки в зале. Прогрессировал с каждым разом – дядя Миша был доволен. К первым базовым упражнениям тренер добавил еще три: подтягивания, которые внезапно пошли у меня легко, и я сразу сделал десять; армейский жим для развития плеч и отжимания на брусьях. Я немного прибавил в весе, но это был не жир, а мышечная масса.
На рукопашке у меня состоялся первый спарринг, который я хоть и проиграл, но, как заметил Цхай, провел достойно. С развитием выносливости и силы я заметил, что у меня изменилось отношение к схваткам. Я уже был не зрителем или человеком с джойстиком, несколькими нажатиями проводящим потрясающее комбо
[31]
.