Как она скучала по Зигмунду, ей до слез хотелось услышать его голос, но, может, это и к лучшему, что сейчас его здесь нет, и некому оспорить ее решение.
Она наблюдала за медсестрой, которая наполнила прозрачную стеклянную бутылку хлороформом и поставила ее на металлический столик рядом с каким-то деревянным ящичком.
— Нам известно, какой у нас срок?
— Ну, шевеления пока не было, около двух месяцев.
— Вам повезло, вас ведет доктор Герринджер. Он весьма избирателен, пользует только состоятельных дам. И он очень тактичен.
— О…
— Некоторые женщины сначала пробуют можжевеловое масло, это очень опасно, — продолжила медсестра, задвигая занавески. — Я видела, как они страшно мучились и умирали. И, скажу я вам, тела после смерти источают ядовитый запах можжевельника.
— Наверное, тут какое-то недоразумение, — сказала Минна, пытаясь не выдать своего ужаса, — я отменила процедуру. Разве доктор вам не сказал?
— Полно, дорогая, полно. Вы нервничаете — это в порядке вещей, — ответила медсестра и принялась извлекать инструменты из выстланного бархатом дубового футляра, который казался Минне похожим на крошечный гробик.
Стальные инструменты с эбеновыми ручками — узнать их было нетрудно: скальпель, акушерский крючок, пара пинцетов и иглы всевозможных размеров. Там же была катушка шелковых ниток для сшивания разрывов и еще какой-то инструмент в виде стальной изогнутой иглы.
— Просто расслабьтесь. Когда вы проснетесь, ваша маленькая неприятность будет уже позади.
Минна резко села на столе.
— Простите, но у меня нет никакой «маленькой неприятности». Я просто пришла на первичный осмотр.
— Успокойтесь, фройляйн.
— Я хочу видеть доктора!
— Как вам угодно, — произнесла сестра и вышла, хлопнув дверью.
Через несколько минут появился доктор в белом полотняном халате, который сидел на нем, точно смокинг. У него было доброе лицо с глубоко посаженными глазами, он мягко взял Минну за руку, и она сразу ощутила, что находится под надежной защитой.
— Я прошу прощения, фройляйн Бернайс, виноват — не счел нужным предупредить сестру о том, что вы передумали. Ну-с, давайте-ка посмотрим, что у нас?
Минна отвернулась к стене и сосредоточенно принялась изучать грубые мазки на картине, висевшей в докторском кабинете, чувствуя, как гладкие пальцы врача ощупывают ее живот, а потом холодное металлическое зеркало вошло между ног. Она постаралась сдержать крик, ощутив острую боль внутри.
— Все хорошо, дорогая. Похоже, прошло уже полных восемь недель, еще вполне безопасный срок для процедуры, если вы вдруг передумаете. Но не тяните с решением.
— Я не передумаю. Мое решение окончательно.
Последующие несколько дней Минна обдумывала свое путешествие в Америку. Она написала брату письмо с просьбой прислать ей билет, не вдаваясь в подробности, почему. Вот уже несколько лет подряд брат настойчиво приглашал ее к себе, значит, обойдется без лишних расспросов. Минна составила список того, что придется сделать перед отъездом. Конечно, она предпочла бы просто исчезнуть, но нужно было многое уладить. Необходимо выправить документы. И молить Бога, чтобы оформление не затянулось. Брат упоминал вскользь, что есть некий ускоренный способ. Она подумала о своем дорожном сундуке, который все еще стоял на полке в чулане у Фрейдов, о комнате, где остались ее вещи. Надо будет как-то попасть туда, когда Фрейд будет на лекциях. В любом случае она никогда не простит себе, если уедет, не попрощавшись с детьми. Засыпала она беспокойно, мучимая плохим предчувствием. Может, просто метались в голове наспех составленные планы — так часто бывает, когда ты в беде. Как предусмотреть все предстоящие трудности? Нет, наверное, всего не предвидишь.
Минна проснулась, дрожа от холода, сердце бешено колотилось, и она решила, что это последствия ночных кошмаров. Ей было трудно дышать, в пояснице и внизу живота появились тянущие боли, которые отдавались в ноги, сползая сверху вниз. Она потянула звонок у кровати, вызывая сиделку. Та явилась, предложив горячий компресс и чай.
— Это, наверное, ложные схватки, — пояснила она, — обычное дело. Длятся несколько часов. Они изнурительны, но не опасны.
Сиделка положила подушечку из конского волоса Минне под колени, раздвинула шерстяные шторы и отворила окна. Она повторяла, что всему виной усталость, перевозбуждение или, вероятно, кишечные колики, от которых она рекомендовала бы столовую ложку касторового масла и два стакана теплого ячменного отвара.
— Вам нужен свежий воздух, поспите немного, и скоро вы почувствуете облегчение.
Через несколько часов Минна проснулась — она дрожала так, словно кто-то тряс кровать. Тело свело судорогой, накатила невыносимая тошнота. Минна схватилась за поясницу, пытаясь унять стреляющую боль, и побрела к комоду. Последнее, что мелькнуло в ее ускользающем сознании, когда она уже падала на пол: «Только бы ребенок не пострадал!»
Глава 43
— Давно ты здесь? — спросила Минна.
— Не знаю. Несколько часов, — ответила Жюстина, отложив рукоделие.
Она встала с кресла, сунула ноги в атласные лодочки и прошла через комнату к прикроватному столику Минны. Густые светлые волосы Жюстины были аккуратно сколоты шпильками, она уже не казалась такой легкомысленной, как прежде, зеленые глаза глядели сосредоточенно. Жюстина зажгла свечку и укутала Минну в одеяло. Выяснилось, что пять дней Минна провела в плену тяжелого сна, возникшего из тошнотворной смеси лекарств и страдания.
— Ты выглядишь лучше. Лицо порозовело.
Минна уставилась на Жюстину, и вскоре до ее одурманенного наркотиком сознания дошло, почему она лежит в постели. Она подняла брови и попыталась собраться с мыслями. Минна вспомнила, что потеряла ребенка, и боль утраты ударила ее с такой силой, словно это случилось только что.
Жюстина сражалась с металлической грелкой для постели, засунув ее под простыни и подоткнув одеяла вокруг. Затем она причесала Минне волосы, открыв лицо. Она уже хотела сказать, что, мол, пора подниматься, но Минна казалась такой слабой, лежала совсем без сил, с темными кругами вокруг глаз, и у Жюстины просто язык не повернулся.
— А я только что дочитала «Джейн Эйр», — сообщила она, пытаясь развлечь Минну. — Вот уж не думала, что книга ничуть не хуже, чем…
— Мне не хочется говорить о книгах.
Несколько минут они сидели молча.
— Минна, ты должна выкарабкаться из этого.
— Ничего я не должна.
— Ты не можешь оставаться здесь вечно.
— Как будто я хочу… Видишь ли, я собираюсь в Америку. У меня уже все распланировано.
— Я знаю, ты говорила.
— Неужели?
— Дважды.