42-я параллель - читать онлайн книгу. Автор: Джон Дос Пассос cтр.№ 79

– Не помешаю, приятель? – спросил он. – Ну и галдя же эти сукины дети. Эй, сомбреро… и куда провалилась эта чертова образина? Стакан пива. Я, видите ли, только сегодня спровадил старуху и ребят… А вы когда отваливаете?

– Да я только что ввалился, – сказал Мак.

– Ну, попали… тут белому человеку не место… Эти бандиты не сегодня-завтра ворвутся в город… Ну а что тогда будет – и подумать страшно. Ни одного белого в живых не останется… Я-то дешево не сдамся… Клянусь Богом, верных двадцать пять, нет, двадцать четыре покойничка. – Он достал из заднего кармана «кольт», опорожнил магазин себе на ладонь и стал считать патроны. – Восемь. – Потом он перешарил все карманы и выстроил патроны в ряд на сосновом столе. Оказалось только двадцать. – Стянули-таки, сукины дети, – горячился он

Высокий тощий мужчина отошел от стойки и положил руку на плечо красноглазого.

– Юстас, ты бы лучше поберег это. Скоро понадобится… Вас предупреждали, – обернулся он к Маку, что, как только начнется стрельба, все американские граждане собираются к посольству. Там мы будем держаться до последнего патрона.

– Эй, верзила, тебе начинать! – закричали ему игравшие, и он отошел от столика.

– Чего это тут все боятся – резни? – спросил Мак.

– Резни, ну да. Да что, Бог мой, не знаете вы Мексики, что ли? Недавно приехали?

– Только что прикатил из Хуареса.

– Ну, это враки. Железная дорога перерезана у Керетаро.

– Не знаю. Должно быть, исправили, – сказал Мак. – А скажите, что у вас тут говорят о Сапате?

– Бог мой, да это у них первый бандит… Они поджарил и одного парня, он был мастером на сахарном заводе в Морелос, да, поджарили на медленном огне, а жену и дочерей изнасиловали тут же у него на глазах… Бог мой, вы еще не представляете, что это за страна. С ними, знаете, как надо поступать? Да мы бы так и поступили, сиди у нас в Белом доме настоящий мужчина, а не желтобрюхий разиня реформист… Мы бы собрали армию в сто тысяч человек и начисто выгребли бы эту помойку… Это чудесная страна, но ни один из этих проклятых метисов не стоит того, чтобы на него заряд истратить… выкурить их надо, как гнездо гадюк, вот что я говорю… Здесь каждый из этих сукиных детей, дай только ему волю, почище будет самого Сапаты…

– А вы чем здесь занимаетесь?

– Я по нефтяным заявкам. Сижу в этой проклятой дыре вот уже пятнадцать лет, и с меня хватит. Я уехал бы сегодня со своими в Веракрус, да есть кое-какие векселя, и обстановку надо продать… И никто не поручится, что завтра они не перережут дороги, и тогда нам уж не выбраться, и нас в этой ловушке передушат словно крыс, а президент Вильсон даже не пикнет… Если бы только в Штатах знали, что здесь делается… Бог мой, да мы стали посмешищем всего света… А вы по какой части работаете, приятель?

– Печатник – работаю на линотипе.

– Ищете работы?

Мак вытащил доллар расплатиться за пиво.

– Да, придется, – сказал он. – Вот доллар, а в кармане еще столько же.

– Вам бы пройти в «Мексикэн геральд». Там всегда нужны наборщики-американцы… какого дурака тут долго удержишь… Теперь белому человеку здесь не место, вот что… Пейте, приятель, я плачу.

– Ладно, а за следующий я.

– Да, дело пахнет крупной заварухой… все полетит к черту… ну а пока – выпьем.

Вечером, поужинав в американской закусочной, Мак пошел пройтись по Аламеде, чтобы выветрить из головы виски, прежде чем идти в «Мексикэн геральд» наниматься. Всего на неделю-другую, говорил он себе, пока не привыкнет в незнакомой стране. Высокие деревья Аламеды, и белые статуи и фонтаны, и элегантные парочки, гулявшие в полумраке, и коляски, шуршавшие по гальке аллей, – все кругом дышало миром, как и неподвижный каменноглазый ряд индианок вдоль тротуаров за лотками фруктов, орехов, розовых, желтых и зеленных леденцов.

Мак решил, что его собеседник в баре попросту пугал его, как новичка.

Действительно, он получил место в «Мексикэн геральд» на тридцать мексиканских долларов в неделю, но в типографии его встретили все те же толки, что и в баре. Поздно ночью старый поляк, американский подданный, служивший в газете корректором, проводил его в маленькую гостиницу, устроил на ночлег и дал взаймы два доллара до первой получки.

– Только забирайте авансом, сколько дадут, – советовал старый поляк, – не сегодня-завтра будет революция, и тогда прощай «Мексикэн геральд»… разве только Вильсон сейчас же решится на интервенцию.

– А мне только этого и надо, – сказал Мак. – Я хочу видеть социальную революцию.

Старый поляк приложил палец ко рту, как-то особенно покачал головой и ушел. Проснувшись утром, Мак увидел, маленькую комнату, выкрашенную в ярко-желтый цвет. Вся мебель была синяя, и на окнах висели красные занавески. Между ними сквозь длинные ставни пробивался свет, и яркие фиолетовые лучи теплыми полосами ложились на простыни. Где-то пела канарейка, и слышно было хлоп-шлеп, хлоп-шлеп женщины, месившей тортильяс [148] . Он встал и распахнул ставни. Небо над красной черепицей крыш было без единого облачка. Улица пуста и вся залита солнцем. Он полной грудью вдыхал свежий разреженный воздух и чувствовал, как солнце обжигает ему лицо, руки, шею. Должно быть, еще рано. Он снова лег и тотчас заснул.

Когда через несколько месяцев Вильсон предложил американцам покинуть Мексику, Мак уже обосновался в маленькой квартирке на Пласа-дель-Кармен с девушкой по имени Конча и двумя белыми персидскими кошками. Конча до этого служила стенографисткой и переводчицей в американской фирме и три года была любовницей одного нефтепромышленника, так что по-английски она говорила довольно прилично. Нефтепромышленник успел вскочить на поезд, уходивший на Beракрус в самый разгар паники после бегства Уэрты, и оставил Кончу буквально ни с чем. Мак ей понравился с первого взгляда, когда она впервые увидела его у дверей почты. Она устроила ему уютное гнездышко, и, когда он говорил, что хочет отправиться к Сапате, она в ответ смеялась и заявляла, что пеоны – невежественные дикари, которыми управлять можно только при помощи кнута. Ее мать, старуха, с неизменной черной шалью на голове, приходила готовить, и Мак вошел во вкус мексиканских яств – индейки под густым коричневым соусом из шоколада и энчиладос с сыром. Кошек звали Порфирио и Венустиано, и они спали в ногах постели. Конча была очень экономна, в ее руках заработка Мака хватало ему за глаза, и она не пилила его, когда после попойки он возвращался домой поздно и с головной болью от крепкой текилы. Вместо попыток втиснуться в до отказа набитый поезд на Веракрус Мак на свои сбережения скупал конторскую обстановку, которую за бесценок продавали потерявшие голову американские дельцы. На заднем дворе их домика у него скоро накопился целый склад мебели. Собственно, все это была затея Кончи, и он часто дразнил ее, как это она развяжется со всем этим барахлом, но она только кивала головой и говорила: «Поживем – увидим».