А жизнь продолжается - читать онлайн книгу. Автор: Кнут Гамсун cтр.№ 33

— Я только сказал, где Александер. Нечего из-за этого огрызаться.

— Ты хорошо знаешь Северную деревню? — спросил На-все-руки.

Стеффен: — Я сам из Северной деревни.

— Значит, ты знаешь парня, которого зовут Беньямином?

— Как же! Так сказать, наш сосед.

— Парень двадцати четырёх лет. У них свой двор?

— Да.

— Ступай и приведи его сюда.

— Как? сейчас?

— Да. Пусть он наденет рабочее платье и захватит с собой еду.

Беньямин пришёл только после обеда; полдня пропало даром. «Полдня!» — думает, вероятно, огорчённый староста. На-все-руки говорит кратко и повелительным тоном. Может быть, хочет порисоваться перед новым человеком, может быть, имеет на то особые причины. Беньямин приветливый парень, несколько медлительный, не особенно ловкий, но он делает то, что ему указывают. Это ему достанется Корнелия. Он обыкновенного роста и обыкновенной ширины в плечах, у него жирные чёрные волосы, веснушки на носу. — Это ему достанется Корнелия, но, впрочем, это ещё неизвестно. В нём нет ничего интересного, совсем ничего, ни капли.

Единственное, что в нём привлекательно, — это его молодость; но мужчина должен быть стар.

Они хорошо работают до самого вечера и затем подготовляют всё к следующему дню. Вероятно, утром придёт Александер, и их будет четверо. Это будет очень кстати. Только бы пароход пришёл вовремя. Тогда они ещё с вечера проводят доктора с сыном на пароход и не потеряют понапрасну рабочее время.

Но не тут-то было: на стене лавки появляется объявление о том, что пароход с севера запаздывает от самой Сёньи.

Утром они принимаются за работу, вчетвером им удаётся кое-что сделать, Беньямин здоровенный парень, правда, не семи пядей во лбу, — не стоит преувеличивать, и к тому же он отпустил себе бороду, — удивительно, чего только люди не выдумают! Но На-все-руки постепенно приглядывается к нему.

— Здорово ты дробишь камень: всё равно как царь какой или капитан. Надо отдать тебе справедливость.

Они работают часа два-три, затем с берега доносится гудок парохода. Ну, конечно, как раз тогда, когда они только что вошли во вкус! Словно ток пробегает по ним. Александер первый покидает их: он должен принять канат; остальные следуют за ним. Такой же ток прошёл и по всему городу: взрослые, дети, собаки — все идут на пристань, появляется даже Иёрн Матильдесен со своей женой Вальборг из Эйры, он стоит и бесстыдно виснет на ней, хотя он в жалких отрепьях, а она в своём красном платье, в зелёную клеточку.

Приходит доктор Лунд, голова у него забинтована марлей, и он без шляпы, а мальчика везут на пружинном матраце, положенном на линейку. Фру Лунд и другой её сын провожают их, также и аптекарь Хольм; присутствуют консул со своей семьёй и другие должностные лица города: всё это так печально, им хочется выразить своё сочувствие.

— Но как же этот ужас случился с вами, доктор?

— И не спрашивайте! Видно, так суждено.

Фру Лунд плачет, нисколько не заботясь о том, что это портит её; она стоит то возле мальчика, то возле мужа, ничего не говорит, только поглаживает их поверх одежды и любит их. Фру Юлия, как только может, утешает её и собственноручно расправляет её помявшийся воротник.

— Хуже обстоит дело с мальчиком, — говорит доктор. — Его бы следовало отправить тотчас же. Может быть, придётся переламывать кость заново!

— Не известно ещё, кому хуже! — отвечает маленькая фру Эстер и качает головой.

На вид, по крайней мере, мальчику вовсе не так плохо. Если его спрашивали, больно ли ему, он улыбаясь отвечал, что да, деревянный лубок вокруг ноги чертовски жесток и на нем больно лежать.

Перенести матрац с мальчиком на борт было сущим пустяком, и после этого Александеру нужно было погрузить ещё несколько ящиков копчёной лососины, — драгоценный товар отправлялся на юг, золотая валюта. И потом четверо рабочих опять побежали в гараж.

Они могли бы поглядеть, как весь народ пойдёт обратно с пристани, но они не захотели терять время даром: они работали.

И вдруг докторша очутилась в дверях гаража и позвала Августа:

— Август, на минутку!

Августу пришлось всё бросить и пойти: фру Эстер была неутешна, и её надо было успокоить. Август услыхал о происшествии с Осе; под конец фру уже больше не плакала, а только рассказывала. У неё никого не было, кому бы она могла раскрыть эту жуткую тайну; доктор с большим достоинством перенёс несчастье, но потребовал, чтобы она молчала. Да, доктор отнёсся к этому замечательно: ни одного упрёка, хотя она была кругом виновата. Он промыл глаз, вложил его обратно и завязал, но теперь прошло уже много дней, и глаз загноился; он сам думает, что грязные пальцы Осе занесли какую-нибудь заразу. Так ужасно думать об этом! А теперь он опасается и за другой глаз. Вдруг он будет слепой...

— Да нет же! — говорит Август своим обычным уверенным тоном и качает головой. — Этого быть не может.

— Ты так думаешь, Август?

— Да Боже избави, неужели же, если у меня загноится один палец и мне его отрежут, то из-за этого загноятся и остальные девять пальцев.

— Да, это правда, — соглашается она и уступает ему. Ей так легко поверить ему в этом случае.

А у Августа уже готов рассказ из его приключений по свету:

— Был один матрос, у которого выскочил глаз, он завернул глаз в бумажку, сходил к доктору, и тот вставил глаз на место.

— Тот же самый глаз? — спрашивает фру.

— Был ли это тот же самый глаз, или нет, на этом я не стану настаивать, чтобы не приобрести дурной привычки преувеличивать. Но достаточно сказать, что человек отсутствовал несколько дней, а когда снова вернулся на борт, то у него было ровно столько же глаз, как и у всех остальных, Мы подходили к нему вплотную, считали и пересчитывали, — факт оставался фактом. Дело, видите ли, в том, что учёные могут теперь, сделать почти всё, что им захочется. Я помню ещё другого человека. Ему вставили однажды стеклянный глаз, и он уверял, что он совершенно так же хорошо видел этим глазом, как другим. Так что, в конце концов, ему было всё равно, один или два у него стеклянных глаза. И совершенно так же обстоит дело и с ушами, — продолжает Август. — Сколько раз случалось мне видеть в чужих краях, как они по воскресеньям, стоя и разговаривая, вдруг вынимали револьвер из кармана и отстреливали друг другу уши! Нельзя сказать, чтобы я оправдывал такие действия, но это им не причиняло никакого вреда: человек от этого слышал ничуть не хуже. Я, например, никогда не боялся потерять ухо или глаз, или ещё что-нибудь, потому что теперь нет предела тому, что у человека могут зачинить. Этому вы можете поверить.

И фру очень хочется этому верить. Август внушает ей доверие, она говорит с ним языком её детства и юности, на родном языке, ей нечего опасаться его, и уже одно это — благословение и радость.