Страсти ума - читать онлайн книгу. Автор: Ирвинг Стоун cтр.№ 34

– Классические симптомы. Безумие, переходящее в идиотизм, – заметил Йозеф.

– Затем есть пациент, с которым я разговаривал вчера в приемном покое. Он был спокойным во время осмотра, но, как только подготовили койку, влез на окно и грозился прыгнуть через стекло. Пришлось поместить его в изолятор. Он сказал мне: «Я не знаю, почему я здесь, я абсолютно здоров. Восемь ночей я не мог спать. Я постоянно мечтаю о мадонне. Я видел ее в своей постели. Часть мира погибла, обезьяны стали людьми и будут людьми управлять. Посмотри, разве ты не чувствуешь, как из твоих мозгов, исходит солнце? Оно вытягивает мои мозги, высасывает их…»

Поразмышляв некоторое время над случаями, приведенными Зигмундом, Брейер сказал:

– Психиатрическая клиника всегда была перевалочным пунктом для дома умалишенных. Мы не видели еще самых тяжелых случаев. Совсем плохие попадают в руки полиции, и их отправляют в тюрьму. Те самые, что проходят по графе «моральное безумие».

– Подобные тем, которых пытался защищать Крафт–Эбинг в германских судах?

– Да. Садисты, закалывающие ножом женщин на улицах, – они обычно наносят удар в предплечье или в ягодицы, и при этом у них происходит извержение семени; фетишисты, которые режут на куски женское платье или крадут носовые платки, чтобы при мастурбации выливать в них семя; мужчины, выкапывающие мертвецов, чтобы иметь с ними половое сношение; гомосексуалисты, пойманные в общественных туалетах во время непристойного акта; извращенцы, одевающиеся, как женщины, и пристающие к мужчинам; эксгибиционисты, обнажающие свои половые органы в парках и в театрах; флагелланты, истязающие кнутом друг друга; женщины, занимающиеся оральным половым актом… Тебе повезло, Зиг, что ты не имеешь дела с этими случаями морального безумия.

Зигмунд мрачно покачал головой:

– Теплые ванны, успокоительные лекарства, отдых на курорте. Мы даем им на несколько дней или недель отпущение грехов. Но мы не можем оперировать мозг, как Бильрот оперирует внутренние органы, удалять больные участки и сшивать края ран. У нас нет хины против такой лихорадки. Мы не можем запретить им сахар, как делаем с диабетиками, снять нагрузку с ног, пока не пройдет воспаление. Анатомия мозга еще не подсказала нам ни одного способа лечения.

Йозеф встал и прошелся по комнате.

– Зиг, я умышленно спросил о больных в психиатрической палате. Ты не сможешь зарабатывать на жизнь анатомией мозга, как бы тебе ни нравилась работа в лаборатории. Ты не сможешь зарабатывать на жизнь на безумии, если только не примкнешь к твоему другу Гол–лендеру в организации частного санатория. Ты должен просто перейти в четвертое отделение к доктору Шольцу и заняться нервными болезнями.

Лучшие часы дня наступали, как правило, поздно, когда больница затихала и текущие обязанности были позади. Он сидел расслабившись, счастливый перед фотографией Марты на его столе, и ему казалось, что она машет ему, приближаясь навстречу по тропинке сада Бельведер, или идет рядом по Бетховенганг в Гринцинге, смущенно отходит в сторону, чтобы поправить чулок. Читая и перечитывая ее письма, приходившие к нему почти каждый день, он слышал ее повторявший написанные строки голос, низкий, четкий, чистую дикцию, ее мягкий смех.

Он писал ей пространные интимные письма, не скрывая ничего важного: о своей работе в палатах и лаборатории; об удовольствиях, которые доставляет ему компания «вторых врачей»; о своем предложении Флейшлю использовать устройство для окрашивания золотом сетчатки глаза и о принятии этого предложения Флейшлем («к моей радости, ибо учить старого учителя это такое чистое, безграничное удовольствие»); о том, как Брейер посоветовал ему переключиться на нервные заболевания; как кричал от восторга, читая «Дон Кихота», и как мечтал о ней, читая Байрона.

Ему нравилось писать, он оживал, берясь за перо. Рука двигалась по бумаге свободно, и это движение разрешало его проблемы и освежало ум. Он возомнил себя стилистом, после того как на экзамене на аттестат зрелости получил отличную оценку за сочинение, написанное по–немецки. Профессор сказал ему: «Вы обладаете тем, что немецкий поэт и философ Иоганн фон Гердер красиво назвал «идиотским стилем», одновременно и правильным и своеобразным». Семнадцатилетний Зигмунд Фрейд принял это замечание как похвалу и написал другу: «Рекомендую тебе сохранять мои письма, складывать их и беречь – заранее не знаешь, что будет».

Образ Марты незримо присутствовал в его комнате; ее духи перебивали запахи лаборатории, которые он приносил с собой. Ее фотография была первым предметом, на который он бросал взгляд, входя в комнату. Однако, страдая от приступа ишиаса или приходя домой измочаленным, полным отчаяния, подавленным, он ссорился с ней в переписке. Он не мог смириться с тем, что фрау Бернейс увезла своих дочерей из Вены. Марта должна быть верна прежде всего ему! Он корил ее за слабость и трусость, за то, что она выбирает легкий путь, вместо того чтобы противостоять дурному. Отвечая на такие задиристые письма, Марта писала:

«Я люблю тебя, и я люблю свою семью. Я не откажусь ни от тебя, ни от нее, буду верна обоим. Я не хочу, чтобы были нарушены отношения с родными».

Духовный подъем наступал быстро – через день или два, после некоторого отдыха, длительной прогулки по лесу, успеха в лаборатории. Он понимал, что эти письма для него, как катарсис: они помогают побороть в себе чувство нетерпения и отчаяния из–за медленного прогресса в работе и неясной перспективы на будущее. Он также понял, что его невеста твердо стоит на ногах в трудной ситуации. После этого он садился перед ее фотографией, признательный, что она его не осуждает, и писал на многих листах покаяния, извинения и клятвенные признания в любви к ней. Поскольку ему всегда удавалось присылать ей письма к семнадцатому числу каждого месяца, к дате их помолвки, он смутно чувствовал, что его настроение меняется в соответствии с собственным циклом, не подконтрольным его воле. Он был уверен в Марте; ничто, даже он сам, не может разрушить ее любовь. Не это ли давало ему возможность потворствовать себе?

К концу июля чета Брейер, подобно другим венцам, отправилась на отдых в горы Зальцкаммергута, где у них был свой летний домик.

– Я хочу, чтобы ты позаботился о моем пациенте господине Крелле, он живет в Потцлейнсдорфе, – сказал Йозеф. – Поедем, я представлю тебя.

– Чем страдает господин Крелл?

– Амиотрофическим боковым склерозом. Ему чуть больше пятидесяти. Год назад он почувствовал неудобство при ходьбе. Через полгода оно стало сопровождаться похуданием икр. Последние два месяца он испытывает трудности при питье: принимая жидкость, захлебывается и задыхается, и часть ее вытекает через нос.

– А что за причина?

– Мы не знаем.

– А прогноз?

– Мы можем смягчить симптомы, а не болезнь. В лучшем случае протянет года два–три, в худшем – не более года.

– Как ты ему помогаешь?

– Увидишь.

Это был комфортабельный дом среднего достатка с хорошо ухоженным садиком, отделанный в лучшем стиле бидермайера: изогнутые спинки стульев, диваны и прямые, богато декорированные линии бюро и шкафов.