Для патолога открывалось исключительно плодотворное поле; еще столько нужно выяснить о структуре и функциях человеческого мозга. Но кто бы мог помочь, хотя бы немного, лечащему врачу? Или больным, большинству которых вообще недоступна помощь? Припоминая сотни больных мужчин и женщин, обращавшихся к нему, Зигмунд думал с отчаянием: «Нынешняя психиатрия бесплодна».
Книга третья: По натянутому канату
1
Игнац Шенберг дважды в неделю по пути из университета заходил к Зигмунду, чтобы поужинать вместе с ним. Друзья читали и просматривали бумаги при свете лампы. Игнац, мечтавший ускорить женитьбу на Минне, взвалил на свои плечи непосильный груз. Вечерами он становился бледным и беспокойным. Прослушав стетоскопом грудь и спину Игнаца и простучав ребра, Зигмунд сказал:
– Игнац, ты должен отдохнуть.
– На следующий год, Зиг, – устало ответил Игнац.
– Нет, именно в этом году.
Зигмунд решил навестить его братьев, с которыми частенько виделся благодаря многолетней дружбе с Игнацем. Алоис был в отъезде, а Геза пригласил его на ужин. Коренастый Геза с крупными чертами лица был работягой и давно считал, что книги – настоящие враги мужчины. Зигмунд порицал его за глупость и самодовольство и поэтому не стал тратить время на любезности.
– Геза, у Игнаца обостряется чахотка.
– Чего ты от меня хочешь?
– Денег. Столько, чтобы Игнац мог побыть несколько недель в горах.
– Почему я должен платить за него? Я гну спину, чтобы заработать гульдены. Зигмунд смягчил тон:
– Мы все должны следить за собой. Но Игнац особенно дорог.
– Почему он так дорог? Потому, что читает санскритскую поэзию? Голодный рот санскритом не накормишь.
– Если я смогу убедить Алоиса раскошелиться, ты добавишь денег со своей стороны? Я буду сопровождать Игнаца. Не хочу, чтобы он поехал в одиночку.
– Ладно, – проворчал Геза. – Дам. Разве я не давал? Зигмунд отвез Игнаца в Штейн–ам–Ангер в Венгрии, дав ему строгие наставления, как следить за собой. Задержавшись ненадолго дома, он получил от Йозефа Брейера записку с предложением посетить Флейшля. Флейшль мучился от боли: тонкая кожица после последней ампутации лопнула, и рана открылась. Брейер, захвативший с собой морфий, сделал укол. Они возвращались пешком через город душным июльским вечером, когда камни мостовой и зданий отдавали накопленное за день тепло. С Брейером заговорил какой–то мужчина, и Зигмунд отстал на несколько шагов. Подождав, когда подойдет Зигмунд, Йозеф сказал:
– Это муж одной моей пациентки. Его жена очень странно ведет себя в обществе, и он подозревает, что у нее нервное заболевание. Я вряд ли могу помочь, ведь такие случаи всегда принадлежат к секретам алькова.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил Зигмунд.
– В алькове стоит брачная постель, в ней начинаются и кончаются нервные болезни.
Зигмунд немного подумал, а затем воскликнул:
– Йозеф, понимаешь ли ты, какой необычной представляется мне суть твоего заявления?
Брейер промолчал. Озадаченный Зигмунд шагал рядом с ним. «Секреты алькова» не были знакомы ему; он ощущал лишь потенциальную опасность для мужчины, которому надо ждать еще несколько лет собственного алькова. И поэтому не мог с ходу воспринять мысль, что супруги не всегда ладят в брачной постели. У них с Мартой все будет хорошо.
И все же… и все же… он вырос в Вене, пользующейся репутацией города, где самая большая свобода в Европе в вопросах секса. Он знал, что здесь имеются специальные дома с привлекательными молодыми проститутками и всегда доступны женщины полусвета – девушки по вызову. Более обеспеченные и менее серьезные из его приятелей – студентов университета быстро находили себе зюссе медель – красоток из деревни или из рабочих кварталов и содержали их как любовниц до окончания учебы. После этого их «возлюбленные», проронив несколько слезинок, быстро осушали глаза, вовремя приметив, кто из вновь поступивших станет их очередным любовником. Можно было договориться и с замужней женщиной о встрече: он заметил приподнятую бровь у шикарно одетой дамы в кондитерской Демеля; шепот мужчины, обращенный к одинокой женщине в кафе; он знал, что за этим последует встреча с плотскими наслаждениями. Если кого–нибудь захватят врасплох, то есть, конечно, опасность оказаться вызванным на дуэль возмущенным мужем; правда, дуэли редко имели фатальный исход.
Зигмунд Фрейд и его друзья знали о таких забавных сексуальных историях еще со времен гимназии, но сами не имели к тому ни средств, ни желания. Воспитанные в твердых моральных правилах Ветхого Завета, они верили в романтическую любовь, а скудные и редко достававшиеся им гульдены тратили на книги.
Самым важным для этих интеллектуальных книжных червей было время и умственное напряжение, которое они предпочитали отдавать учебе, дискуссиям, противоборству идей и философских взглядов. Доктор Зигмунд Фрейд, анатомировавший мертвых женщин, оставался невинным в чувствах к живым женщинам.
Вернувшись домой, Зигмунд и Йозеф расположились в кабинете Брейера наверху. Матильда приготовила им капусту в сметане.
Иозеф продолжал свои объяснения:
– Если бы некоторые из моих больных не принадлежали к богатым семьям, они оказались бы в твоей палате вместо моей консультационной. В каждом городе есть своя бродячая группа неврастеников, бегающая от врача к врачу в надежде на чудесное излечение мнимой болезни. Блуждающая кучка с мигрирующей болью! Сегодня в голове, завтра в груди, на следующей неделе в коленной чашечке. Бесполезно изгонять боль из плеча или из кишок; это монстр, который появляется так же быстро, как быстро удаляет его врач. Но почему? Где причина? Тысячи умных, здоровых мужчин и женщин почему–то нуждаются в болезни, в чувстве боли. Вчера ко мне пришел новый пациент – мужчина средних лет, занимающий важное положение в финансовом мире Вены. Когда он идет по улице, ему кажется, что его окружают монстры, гномы, летучие мыши. Они пролетают мимо него и кружатся вокруг головы. На заседании вместо лиц своих помощников он видит чертей и других существ из потустороннего мира. Его дело процветает, его жена и дети здоровы. И тем не менее он живет в мире страха. Я вижу, чем он страдает, но от чего он страдает? – Йозеф покачал головой в знак удивления и отчаяния. – Скажи, Зиг, кого вы приняли в эти дни в палату?
– Например, Иоганна, холостяка тридцати девяти лет, бывшего клерка франко–австрийского банка. За несколько недель до того, как он попал в больницу, у него начала развиваться забывчивость, невоздержанность дома и на публике, паническое беспокойство, из–за которого он вставал в четыре часа утра и бегал по городу, покупал ненужные вещи, совершал бессмысленные кражи. Сегодня разбил несколько окон в палате, а когда я спросил его, зачем он это сделал, он ответил: «Мой брат – стекольщик, и ему нужна работа. Мой отец был стекольщиком и умер в возрасте семидесяти одного года, а моя мать жива и чувствует себя хорошо. Она ходит по городу восемнадцать часов в день. Я пришел сюда, чтобы посмотреть картины. Тут нет сумасшедших, лишь приятные люди. Питание и обслуживание превосходные. Я напишу об этом в газету. Я говорю на пяти языках, я сказочно богат. Я повешусь, если меня вскоре не заберут отсюда. Я дам вам миллион гульденов. Ступайте к биржевому маклеру и купите ценные бумаги по списку».