Завтрашние заботы - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Конецкий cтр.№ 18

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Завтрашние заботы | Автор книги - Виктор Конецкий

Cтраница 18
читать онлайн книги бесплатно

– Мы не зазимуем, – сказал Вольнов. – Нет. Мы пройдем на восток. Мы должны пройти.

– Очень хорошо, – сказал старпом. Ему совершенно все равно было: зимовать или пройти на восток.

Поднялся на мостик Григорий Арсеньевич, сказал, комкая, как все механики мира, в руках масляную ветошь:

– Поморы медведя зовут ошкуем. Ошкуй. Вот как они его зовут.

Механик улыбался. Он был доволен льдами, и огромным небом, и черной водой полыньи. Он дышал полной грудью. Он уже перестал бояться того, что его ссадят с корабля. И дизель работал пока прилично.

– Это «Мерихов» дымит? – спросил механик про ледокол.

– Да, – сказал Вольнов.

– А я с Леонидом Петровичем плавал вместе, – сказал механик. – С капитаном Мериховым. Он за революционную деятельность в Англии в тюрьме сидел. В самом Тауэре. А потом, когда на «Сталинграде» в одну навигацию Севморпутем прошел, так его англичане в свое географическое общество почетным членом приняли. Вот он приехал туда диплом принимать. Его спрашивают: «Вы где так хорошо по-английски выучились говорить?» А он: «Я, говорит, в Лондоне пять лет прожил…» – «Это где же?» – «А, говорит, в тюрьме». И вот теперь мы с ним опять вместе плывем… Странно как-то. Водку раньше вместе пили, а теперь Леонид Петрович с трубой во льдах проходит…

– А по вам никакой пароход не назовут, – сказал старпом. – Маленькая вы, механик, птица. Помрете – и все. С концами.

Такта у старшего штурмана было на пятерых. Но механик не обиделся и даже не загрустил.

– Это ты прав, – сказал механик. – Не всем же по морям с трубой плавать.

– Что-то наш авианосец хуже руля слушать стал, – сказал Вольнов. – Что вы об этом думаете, Григорий Арсеньевич?

– А вы на лед кого-нибудь пошлите, и пускай по морде ему пару раз треснет, по скуле! Чего, мол, плохо вертишься? Он и исправится, – сказал механик с усмешкой. Он часто говорил про судно, механизмы, инструменты, как про живых.

Их голоса уже звучали глухо в густой серо-сиреневой мгле. Даже ближний сейнер растаял, растворился в ней. Опять настали сумерки. И чувство одиночества, отрезанности от мира невольно протискивалось в души.

Хлюпала – точно вздыхала – между льдин вода. Завыла на одном из сейнеров сирена. Тоскливым дальним гудком откликнулся ледокол, и сразу прогудел еще один длинный гудок.

– Два длинных, – сказал старпом. – Это: «Не следуйте за мной»?

– Куда уж тут следовать, – сказал механик. – На грунт если только.

– Наверное, и этот на разведку пошел, – сказал Вольнов. – У тебя, Григорий Арсеньевич, голова от дизельного чада не болит?

– В двадцать третьем году я кочегаром на старом углерудовозе плавал, – сказал механик. – Вот уж где голове плохо, так это в Красном море: на верхние решетки в кочегарке и вообще подняться невозможно…

Старик любил вспоминать прошлое. Только о Сашке спрашивал очень редко: курил Сашка или нет? Наколки сделал или нет?… Старик спрашивал о сыне только какие-то внешние штуки.

– Так я пойду, – сказал механик и ушел.

…Вольнов остался один. И обрадовался этому. Он уставал от непрерывного общения с людьми. На сейнере не было отдельной каюты даже для капитана. Вольнов думал сейчас о море, о том, за что любят его моряки и этот старик, который потащился на перегон, хотя уже здорово устал от жизни. Море всегда разное, и всегда свободное, и полно контрастов. Тесный мирок судна – и безграничный простор вокруг. Неизменный, как само время, ритм вахт – и застойные, длинные рассветы в тишине еще спящей воды. Далекие звезды в зеркалах секстана, послушно опускающиеся на четкий вечерний горизонт, – и оставшаяся давно за кормой сумятица городской жизни, ее заботы, тревоги, огорчения, отсюда, издалека, кажущиеся мелкими и глупыми. А по возвращении – необычная острота восприятия земли, ее запахов, красок, когда простой пучеглазый трамвай на городской улице вдруг радует и веселит до беспричинного смеха. И никогда нигде не бывают так четки и прозрачны воспоминания, как в море. Вот и сейчас он опять переступил порог той незнакомой комнаты. Поздняя ночь. Шебуршание счетчика, далекий роликовый накат трамвая, скрип досок тротуара под ногами ночного прохожего и шепот женщины: «Хорошо, что не бывает звезд в белые ночи, правда?»

А он молчит, закрыв глаза, чувствуя близкое тепло ее тела, прикосновение ее руки. Потом он обнимает ее с короткой, как вспышка, силой, сразу сменяющейся осторожной и ласковой нежностью, и касается губами ее груди. И опять они лежат рядом, одни среди свежести архангельской белой ночи.

«Я думала, вы спите», – тихо говорит она.

И ему кажется, что сердце сейчас разорвется от нежности.

– 3 -

Очень непривычно чувствуют себя люди в кают-компании линейного ледокола после двух месяцев жизни в кубрике малого рыболовного сейнера. Непривычны простор, чистота, наведенная женскими руками уборщиц, дневной свет над глянцем стола красного дерева, сияние надраенной меди, мягкость ковра под ногами, чинное и солидное обращение друг к другу на «вы» и по имени-отчеству.

Флагман собрал капитанов и стармехов на совещание.

Капитаны обменивались новостями:

– Иван Федорович, это правда, что «Красин» потерял три лопасти в проливе Вилькицкого?

– Да, когда они проводили речные суда. Ну и обжало же этим речникам обшивки! Все шпангоуты как ребра торчат.

– «Красину» на ремонте в Германии рубку перекроили.

– Прекрасно в Германии суда ремонтируют…

– В Голландии тоже хорошо…

А над всеми этими разговорами – голос московского диктора: «Московское время ноль часов двадцать минут, слушайте легкую музыку…» Голос слабый и тихий. Москва очень далеко. Даже если нестись со скоростью самой планеты, то попадешь в Москву через семь часов, потому что на часах капитанов – семь часов двадцать минут утра. Только мощная рация линейного ледокола может принять ее голос сквозь магнитные бури. Из динамика слышится легкая музыка…

– Кто там поближе, выключите трансляцию, – сказал флагман. – Мы собрали вас здесь, чтобы принять решение. Прогноз – усиление нордового ветра. Впереди – ледовая перемычка в полсотни миль. И море начинает замерзать.

Вольнов сидел на кожаном диване и чувствовал под собой упругое сопротивление пружин, мягкое, приятное. И очень хотелось спать. Наискось через стол сидел Яков Левин. Они остыли друг к другу за последнее время, хотя Левин не задал ему ни одного вопроса об Агнии и вообще ни разу не вспомнил Архангельск. Правда, у них и возможности не было разговаривать о чем-нибудь серьезном, потому что весь перегон их разделяли то вода, то лед.

– Или втягиваться в пролив Лонга, или поворачивать на Певек. Если повернем – зимовка неизбежна. Прошу высказываться, – сказал флагман, глядя куда-то в окно, поверх капитанских голов.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению