Умереть в Париже. Избранное - читать онлайн книгу. Автор: Кодзиро Сэридзава cтр.№ 103

Господи, я не знаю, полезно ли мне ехать в Париж или нет. Но место матери рядом с её ребёнком.

Может быть, я и умру, но я не в силах больше жить в разлуке со своей девочкой. Уж лучше умереть в Париже. Ведь, оставаясь здесь, я всё равно что мертва для неё. Прошу тебя только об одном — не призывай меня раньше, чем я вернусь в Японию вместе с моим ребёнком.

Прочитав записки, я пришёл к выводу, что следует отдать их Марико, как того желала её мать. За эти годы Марико превратилась в красивую и умную женщину, поэтому можно было не опасаться, что она превратно истолкует смысл написанного и усомнится в своих родителях, наоборот, читая между строк, она наверняка поймёт, что стремилась сообщить ей её мать, и извлечёт для себя много ценного и поучительного. Мне очень хотелось прочесть ещё и записки Миямуры, которые, по его словам, он написал, потрясённый дневниками жены. Но я сдержался и не стал просить его об этом, отчасти понимая, что восхищение, которое я испытал, познакомившись с написанным его женой, является недостаточным для того основанием, отчасти из боязни, что меня могут упрекнуть за свойственное якобы писателям стремление копаться в чужих тайнах. Поэтому на следующий день я позвонил Миямуре и сказал самым непринуждённым тоном:

— Вчера ночью я прочёл дневники и думаю, что их следует отдать Марико.

— Значит, ты полагаешь, что всё-таки надо это сделать? — Мне живо представилось растерянное лицо Миямуры. — Тогда, может быть, ты возьмёшь на себя труд… Когда она вернётся из свадебного путешествия, я попрошу её зайти к тебе… — сказал он, затем нерешительно добавил: — Я надеюсь, тебе удастся ей объяснить и она всё поймёт правильно… И ещё, расскажи мне потом, как она отреагировала.

— Конечно расскажу. Но если Марико скажет, что хочет прочесть твои записки, ты отдашь их ей сам.

— Думаю, до этого не дойдёт, — смущённо сказал он, — всё зависит от того, как она воспримет дневники Синко. Там видно будет.

Через несколько дней после этого разговора я получил открытку от Марико и её мужа. Оба написали по нескольку слов.

"Цукисиро тоже оказался Вашим поклонником, — обычным своим шутливым тоном писала Марико. — Это одно из самых приятных открытий, которые я сделала за время путешествия".

Прошло ещё две недели, и однажды воскресным вечером она зашла навестить меня вместе с новоиспечённым мужем.

В тот вечер жена с детьми были дома, дети тут же стали тянуть Марико каждый в свою сторону: "Марико-сан, да Марико-сан", поэтому её застенчивость мгновенно улетучилась, я же тем временем смог весьма содержательно побеседовать с Цукисиро. Он изучал социологию, и мы начали с Дюркгейма, работы которого я изучал до того, как стал писателем. Из разговора с Цукисиро я извлёк впечатление, что человек он, судя по всему, надёжный, и порадовался за Марико. Жена суетилась, не зная, чем попотчевать дорогих гостей, дети шумели, и в этой суматохе я по рассеянности едва не забыл про тетради. И только когда гости стали прощаться, вдруг вспомнил о них и, вытолкав недоумевающих жену и детей из кабинета-гостиной, сказал как бы между прочим:

— А это тебе, Марико, от твоей мамы… — и вытащил из книжного шкафа те самые три тетради.

— От мамы? — спросила Марико недоуменно.

— От той, которая умерла в Париже, — добавил я, и она уставилась на меня большими испуганными глазами, потом перевела удивлённый взгляд на тетради, которые я держал в руке.

Подумав, что её мужу тоже не мешало бы знать об этом, я добавил:

— Умирая, твоя мать отдала эти тетради твоему отцу, наказав вручить их тебе, когда ты будешь выходить замуж. Уважая её волю, он бережно хранил тетради, но, когда настало наконец время отдавать их тебе, усомнился, стоит ли это делать, не омрачат ли они твоего счастья? Поэтому он поручил мне принять решение, и я прочёл эти записки. И считаю, что должен исполнить желание твоей покойной матери и передать их тебе, я уверен, что ты способна всё правильно понять…

— Как бы вам это сказать… — решился добавить я. — Дело в том, что твой отец, Марико, прочтя эти дневники сразу же после смерти твоей матери, решил записать свои собственные впечатления о том времени. Если после того, как ты прочтёшь эти тетради, у тебя возникнет желание прочесть и записки отца, я думаю, он не будет возражать.

Я несколько раз повторил это, когда они собрались уходить, и тогда Марико впервые прервала молчание.

— Хорошо, я поняла, — сказала она, опустив глаза.

Потом я позвал жену и детей, присутствие которых сразу разрядило обстановку, и мы стали прощаться.

Через три дня я получил длинное письмо от Марико. Я привожу его здесь полностью.

Сэнсэй, извините меня за моё поведение в тот вечер. Я настолько растерялась, получив посмертные записки матери, что не могла выдавить из себя ни слова. Простите. Боюсь, не огорчили ли мы Вас — отец тем, что навязал Вам роль посредника, я — своим замешательством? Так или иначе, я считаю себя обязанной сообщить Вам, какое впечатление произвели на меня записки матери. Только, наверное, правильнее было бы сначала признаться в том, что до сих пор я от Вас скрывала. Впрочем, не только от Вас — от всех. Я считала неприличным навязывать Вам эту тайну, которая касается только меня и моей матери. Но теперь пришла пора рассказать всё.

Я не помню, когда именно узнала, что моя мать умерла в Париже. Я привыкла считать матерью нынешнюю жену отца, а родная мать всегда представлялась мне чем-то смутным и далёким. Но, даже став взрослой, я никогда не печалилась, думая о ней, и ни разу не ощущала, что живу с мачехой. Наверное, это потому, что моя нынешняя мать — прекрасный, добрый человек, да и отец воспитывал меня правильно. Так или иначе, я совершенно не помню своей родной матери, у меня сохранились лишь смутные воспоминания о мадемуазель Рено и мадам Демольер, которые воспитывали меня за границей и были так добры ко мне. Однако, когда я читала эти записки, меня почему-то очень взволновало страстное, граничащее с мольбой желание матери, чтобы после её смерти я искала поддержки у Марико Ногавы. Дело в том, что моя мачеха так умна и хороша собой, что действительно сумела заменить отцу ту Марико, может быть, именно поэтому я и привязалась к ней как к родной матери.

Вы знаете, что я училась в школе, где главное внимание уделяли французскому языку, а поскольку я владела французским с детства, то, помимо школы, брала ещё дополнительные уроки у француженки-монахини. Когда я поступила в женский колледж, то могла читать трудные французские книги, прекрасно писала сочинения и владела разговорной речью так, что удивляла своих преподавателей. И вот как-то на Новый год, перебирая присланные отцу поздравительные открытки, я обнаружила около двадцати, написанных по-французски. Отцу и раньше писали из Франции, но на сей раз это были всего лишь новогодние поздравления, и я решила, что не будет ничего дурного, если я их прочту. Я прочла их без особого труда и, к своему величайшему удивлению, обнаружила, что в некоторых упоминается обо мне!