Он использовал Делно, как предлог, чтобы удрать из дома. Если бы Делно не явился, он нашел бы другую причину. Он привык обходиться без кондиционеров. Летняя жара и влажность больше его не раздражали. Разве что сегодня. Сегодня воздух в доме просто душил его.
Хотя, если честно, в его состоянии виноваты не Делно и не атмосфера, а разговоры о пожаре и смерти Сузи Монро и всей последующей мерзости, которая до сих пор вызывает в нем гнев и возмущение и сжимает грудь так, что невозможно дышать.
Да еще Бритт Шелли.
Он просто должен был убраться от нее подальше. Когда она спросила, чем может расплатиться за все причиненное зло, на ум немедленно пришло сразу несколько вариантов. Все дразнящие. Все запрещенные.
Прошлой ночью, заставив ее спать рядом с собой, он усугубил ее неуверенность и дискомфорт. Можно назвать это расплатой за все горе, что она ему принесла.
Но если быть до конца откровенным, он сделал это потому, что не смог противиться желанию провести ночь рядом с женщиной, с которой поговорил — пусть даже неприязненно, но чуть больше, не ограничиваясь репликами: «Сколько?» или «Уйду утром, это только за ночь». А обычно он уходил задолго до наступления утра.
Однако теперь он понимал, что ночь, проведенная рядом с Бритт Шелли, была серьезной стратегической ошибкой. Пусть тактика послужила избранной цели, но уж слишком воспламенилось его воображение.
Только прятаться от Бритт на поляне — трусость. Рейли заставил себя встать, подойти к дому и войти в него.
Она стояла в самом центре комнаты, как будто получила приказ ждать его возвращения именно в этом месте. Лучи заходящего солнца, проникавшие в кухонное окно, освещали ее фигуру сзади. Потолочный вентилятор развевал ее волосы, и они поднимались и опадали вокруг ее лица в фантастическом танце.
— Уже поздно. Я должна вернуться домой.
— Верно. — Он проговорил все утро и весь день и только сейчас понял, что наступил вечер.
Она бессознательно одернула подол рубашки, доходившей ей до середины бедер. Рукава были закатаны до локтей. Все пуговицы, кроме самой верхней, застегнуты.
— Я одолжила вашу рубашку. Надеюсь, вы не возражаете. Ветровку я не нашла.
В доме было жарче, чем снаружи, следовательно, она надела его рубашку не потому, что замерзла. Скорее, поняла, насколько скудно ее ночное облачение. Пусть не прозрачное неглиже. Все соблазнительные части тела были прикрыты, но легкая ткань прилипала к телу и, казалось, растворится при малейшем прикосновении. Прошлой ночью он поступил, как джентльмен; накинул на нее ветровку перед тем, как вынести из дома.
— Ваша ветровка на земле около пикапа. Кажется, кто-то из псов использовал ее как подстилку.
— Ничего.
— Вы готовы?
Она кивнула.
— Не хотите воспользоваться ванной?
— Спасибо, нет.
— Идите. Я вас догоню.
В спальне он сменил вчерашнюю рубашку на свежую. Заметил, что Бритт рылась в его крошечном шкафу. Интересно, почему она выбрала старую рубашку из ткани шамбре
[8]
, мягкую от множества стирок. Может, из-за удобства, может, решила, что лучше подойдет ей по размеру, а, может, все остальные его рубашки показались ей просто безобразными.
Он сходил в туалет, вымыл руки и уже собрался выйти, но решил почистить зубы. Заметил, что крышечка на тюбике пасты завинчена. Ее работа. Он всегда оставлял тюбик открытым.
Она тоже почистила зубы. Почему-то это его взволновало.
Рейли выключил вентилятор, запер входную дверь. Бритт уже сидела в кабине пикапа. Рейли подобрал ее ветровку, стряхнул с нее грязь, швырнул в кузов и тоже забрался в кабину.
Бритт нашла на полу кабины свою сумку, провела расческой по волосам, посмотрелась в зеркальце пудреницы и вздохнула. Увиденное ей явно не понравилось, однако она не стала ничего преображать и, убрав пудреницу и расческу, поставила сумку на пол между ногами.
Они молчали все четыре и семь десятых мили, отделявшие их от главной дороги. После поворота Рейли нарушил молчание:
— Я высажу вас у вашей машины.
Бритт взглянула на свои босые ноги, натянула на колени полы его рубашки.
— Если меня арестуют до того, как я попаду домой, то заберут в полицейский участок в таком виде.
Рейли взглянул на ее ноги.
— Вы произведете фурор.
— Это последнее, что меня волнует.
— Неужели? А как же рейтинги?
Она испепелила его взглядом. Его ехидное замечание было таким же мерзким, как ее упоминание о бритве прошлой ночью, зато успешно отвлекло ее от раздумий по поводу своих голых ног.
В молчании они проехали еще примерно милю. Когда Рейли, наконец, взглянул на нее, то увидел, что Бритт откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Она сидела совершенно неподвижно, едва заметно дыша. Несколько секунд он смотрел, как приподнимается и опускается ткань на ее груди. Никогда еще его старая рубашка не выглядела так привлекательно.
Рейли откашлялся.
— Перед вашим домом наверняка дежурят полицейские. Что вы им скажете?
— Пообещаю не сопротивляться, если они позволят мне переодеться.
— Я о том, почему вас не оказалось дома, когда они явились к вам с ордером на арест.
— Я сама думаю об этом. Сказать им, что меня похитили? И они мне поверят?
— Вряд ли. Тем более после заявления о наркотике сексуального насилия, полной потере памяти и вашей ночи с Джеем.
— Обе истории звучат одинаково неправдоподобно? — Не повернув головы, она открыла глаза и уставилась на него. — И вряд ли вы выступите с признанием, что силой вытащили меня из дома посреди ночи?
Рейли отрицательно покачал головой. Бритт снова закрыла глаза.
— Я так и думала, но на всякий случай решила спросить.
— Я уже побывал в центре внимания, и мне это не понравилось. Теперь я стараюсь держаться незаметно.
— Значит, мне придется объясняться в одиночку.
— Как и мне.
— Старая песня. Бедняжка Рейли.
Он взорвался:
— Я не напрашивался на вашу жалость.
Бритт выпрямилась и повернулась к нему.
— Неужели?
— Представьте себе!
— А зачем тогда расписывали все, что потеряли? Вашу репутацию, вашу работу, вашу…
— Мою что? Заканчивайте.
— Вашу невесту…
Рейли уставился на дорогу.