Последнее искушение Христа - читать онлайн книгу. Автор: Никос Казандзакис cтр.№ 69

Он шел, уже успокоившись, но вдруг остановился и вскрикнул.

«А может быть, — такая мысль пришла ему в голову, — может быть, этот дикий голубь был всего лишь обманом зрения, шумом в ушах, неким вращением, свершавшимся в воздухе? Ибо я помню, как сияло тело мое, легкое и всесильное, словно душа, и слышал я то, что желал слышать, и видел то, что желал видеть, и придавал я воздуху те образы, которые хотелось сотворить мне… Боже мой, Боже! Теперь, когда мы остались наедине друг с другом, скажи мне правду, не вводи меня в заблуждение, ибо не могу я больше слышать голоса, раздающиеся в воздухе!»

Солнце, которое двигалось вместе с ним, достигло уже середины неба и теперь пребывало у него над головой. Ноги его пылали в раскаленном песке, он огляделся в поисках тени, посмотрел вокруг и услышал над головой хлопанье крыльев: стая воронов устремилась к яме, где гнило, издавая смрад, что-то черное.

Зажав ноздри, он подошел ближе. Вороны набросились на падаль, вонзили в нее когти и принялись пожирать, но, заметив приближающегося человека, злобно взмыли вверх, держа в лапах по куску мяса, и стали кружить в воздухе, карканьем требуя от непрошеного гостя удалиться. Иисус наклонился и увидел распоротое брюхо, черную, наполовину ободранную шкуру, маленькие с наростами рожки и связки ожерелий и амулетов на сгнившей шее…

«Козел, — с ужасом прошептал он. — Священный козел, принявший на свою шею прегрешения народа и гонимый от селения к селению, от горы к горе, пришел в пустыню и издох здесь…»

Он наклонился, руками вырыл в песке яму поглубже и, закопав в ней падаль, сказал:

— Брат мой! Ты был безгрешен и чист, как все животные, но малодушные люди взвалили на тебя грехи свои, а затем умертвили. Почий в мире, не держи на них зла: люди — злополучные, бессильные создания, лишенные мужества самим заплатить за свои прегрешения и потому взваливающие их на безгрешного… Ты заплатил за них, брат, прощай!

Он снова отправился в путь, но затем вдруг испуганно обернулся, махнул рукой и крикнул:

— До встречи!

Взбешенные вороны устроили на него охоту: он лишил их лакомой падали, и теперь они следовали за ним, ожидая, когда он сам свалится с ног, чтобы вспороть ему брюхо и сожрать. За что он обидел их? Разве Бог не сотворил их для того, чтобы они пожирали падаль? Стало быть, он должен поплатиться!

Уже вечерело. Иисус почувствовал усталость и присел на большой, круглый, похожий на мельничный жернов камень. «Не пойду дальше, — прошептал он. — Здесь, на этом камне, буду обороняться». Темнота внезапно опустилась с неба, поднялась с земли и скрыла собой мир. А вместе с темнотой пришел и холод. Зубы его стучали, он закутался в свои белые одежды, свернулся клубком и закрыл глаза. Но едва он закрыл глаза, страх тут же охватил его: вспомнились вороны, отовсюду слышалось завывание голодных шакалов — казалось, что пустыня кружит вокруг него диким зверем… Он вздрогнул, снова открыл глаза. Между тем небо заполнили звезды, и это стало для него утешением.

«Это серафимы, — мысленно сказал он себе. — Шестикрылые существа, состоящие из света, поющие псалмы вкруг престола Божьего. Но они далеко, очень далеко, и потому их не слышно. Они взошли на небо, чтобы разделить со мной мое одиночество…»

Звезды озарили разум его, он забыл о голоде и холоде: он тоже был живым существом, мимолетным сиянием во мраке, певшим гимн Господу. Мимолетным сиянием во мраке была и душа его — смиренная, убого одетая сестра ангелов… Пришедшее на ум воспоминание о высоком происхождении души его вдохновило, и он узрел, как стоит она вместе с ангелами у престола Божьего. И уже тогда умиротворенно, без всякого страха он закрыл глаза и уснул.

Проснувшись, он поднял голову, обратил лицо к востоку и увидел, как солнце грозным пеклом поднимается над песками. «Таков лик Божий», — подумал он, прикрывая глаза ладонью, чтобы не ослепнуть, и прошептал:

— Господи, я — всего лишь песчинка, зришь ли Ты меня в пустыне? Песчинка говорящая, дышащая и любящая Тебя. Любящая Тебя и зовущая Тебя Отцом. Нет у меня другого оружия кроме любви — с ней отправился я в сражение, помоги мне!

Сказав это, он встал и, взяв тростник, очертил кругом камень, на котором спал.

— Я не сойду с этого клочка земли, — громко сказал он, чтобы слышали незримые силы, готовившие ему западню. — Я не сойду с этого клочка земли, пока не услышу глас Божий. Не услышу внятный голос, а не тот непрестанный шум, который слышу обычно, не щебет и не гром. Он должен заговорить со мной внятно, человеческим голосом и сказать, чего желает от меня, — нет, что я должен сделать. И только тогда я встану, выйду из этого круга и вернусь к людям, если такова будет воля Его. Или умру, если такова будет воля Его. Все, что Ему угодно, но я должен знать. Во имя Бога!

Он опустился коленями на камень, обратив взор на восток, в сторону великой пустыни, закрыл глаза, собрал все свои раздумья, еще пребывавшие в Назарете, в Магдале, в Капернауме, у колодца Иакова, у реки Иордан, и стал выстраивать их в боевой порядок. Он вступал в битву.

Вытянув шею и закрыв глаза, он углубился внутрь самого себя. Шум воды, шуршание камышей, людской плач — волна за волной катились с реки Иордан голоса, страхи и далекие, обагренные кровью надежды. Три великие ночи, проведенные на скале вместе с суровым пустынником, первыми поднялись во всеоружии в мыслях его и устремились в пустыню, идя вместе с ним в битву.

Исполинской акридой прыгнула на него первая ночь, с жестокими пепельно-желтыми глазами, с пепельно-желтыми крыльями, со странными письменами на брюхе, и дыхание ее было как дыхание Мертвого моря. Она вцепилась в него, яростно хлопая крыльями в воздухе. Иисус закричал и обернулся: рядом с ним стоял Креститель, подняв костлявую руку и указывая в глубокой темноте в сторону Иерусалима.

— Взгляни. Что ты видишь там?

— Ничего.

— Ничего? Перед тобою Иерусалим — священная блудница. Неужели ты не видишь ее? Вот она хохочет, сидя на тучных коленях римлянина. «Не желаю ее! — восклицает Господь. — Разве это жена моя? Не желаю ее!» И я, словно пес, поднимаю лай из-за спины Господа: «Не желаю ее!» Бегу вокруг ее увенчанных башнями стен и лаю: «Блудница! Блудница!» Четверо крепостных врат имеет она: у первых сидит Голод, у вторых — Страх, у третьих — Кривда, у четвертых, обращенных к северу, — Позор. Я вхожу внутрь, иду вверх и вниз по улицам, приближаюсь к ее Жителям, наблюдаю за ними. Взгляни на их образины: три — грузные, тучные, пресытившиеся, а три тысячи народа умирают с голоду. Взгляни еще раз на их образины: Страх пребывает на всех их, ноздри дрожат, принюхиваясь, когда наступит День Господень. Взгляни на женщин: даже самая целомудренная из них украдкой поглядывает на раба, облизывается и кивает ему: «Пошли!» Я совлек кровли с их дворцов — взгляни: царь держит на коленях жену брата своего и ласкает наготу ее. Что гласят Святые Писания? «Смерть тому, кто взглянет на наготу жены брата своего!» Однако убьют не его — кровосмесителя, убьют меня — пустынника. Почему? Потому что пришел День Господень!

Всю ту первую ночь Иисус сидел у ног Крестителя и смотрел на четверо распахнутых врат Иерусалима, через которые входили и выходили Голод, Страх, Несправедливость и Бесчестие. А вверху над священной блудницей собирались тучи, тяжелые от гнева и града.