Записные книжки - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Сомерсет Моэм cтр.№ 59

Вот что придает прелесть этим восточным городкам: гавани, полные военных кораблей, грузовых и пассажирских пароходов, диковинного вида шхун (в них что-то еще осталось от галеонов, когда-то впервые доплывших до этих дальних морей) и рыбацких лодок, а еще — восходы и закаты.

Т. Отставник, после войны приехал на Цейлон, стал секретарем клуба в силу того, что прежде заведовал полковой столовой. Приземистый, коренастый, при длинном туловище слишком короткие ноги. В донельзя затасканных широченных брюках и длинном просторном домотканом балахоне вид у него нелепый. Дает понять, что служил в кавалерии, на самом же деле служил в йоркширском полку легкой пехоты. Темные, жидкие волосы прилизаны, зато усы — роскошные, распушенные. Гордится тем, что прекрасно играет в бридж, партнеров распекает. Любит поговорить о знатных особах, с которыми был знаком, о генералах и фельдмаршалах, с которыми на дружеской ноге.

* * *

Ворюга. Ему слегка за пятьдесят, но выглядит гораздо старше. Плешивый, волосы и усы совсем седые. Багровый, разбухший нос. Сидя, кажется сгорбленным и приземистым, но когда встает, неожиданно оказывается довольно рослым. Страстный рыбак, рыбная ловля — его конек. Носит в карманах наживку. Увлекается бабочками и готовит книгу о цейлонских бабочках. Много пьет и охотно повествует о пьянках, в которых участвовал. За что его прозвали Ворюгой, не знаю.

* * *

Джунгли. Прямо перед закатом бывает миг, когда кажется, что деревья отделяются от леса, обретают неповторимость; тогда деревья заслоняют лес. В этот колдовской миг чудится, что у деревьев начинается иная жизнь — легко представить, что в них обитают духи и что после захода солнца они способны перемещаться. Чувствуешь — в любой момент с ними может произойти нечто невероятное и они волшебно преобразятся. Еще миг, и вот уже опускается ночь — деревья возвращаются в джунгли; притихшие, безмолвные, они сливаются с лесом.

* * *

Дом плантатора. Двухэтажное бунгало на вершине холма, его окружает сад — в саду лужайки, поросшие какой-то жесткой травой, ярко-желтые индийские канны, гибискус, цвету-шие кустарники. За бунгало — раскидистое дерево, усыпанное красными цветами. С веранды видна узкая полоска холма, засаженная каучуконосами. С задней стороны дома имеется небольшая гостиная, но на самом деле гостиной служит просторная открытая веранда, обставленная мебелью местной работы — громоздкими креслами с откидными скамеечками для ног, тростниковыми стульями, одним-двумя столиками, немногочисленными полками с дешевыми затрепанными томиками нудных романов. Спальни наверху; они скудно обставлены железными кроватями, раскрашенными сосновыми комодами и умывальниками с надтреснутыми, разрозненными кувшинами и тазами. Стол сервирован толстенными стаканами, убогими ножами и вилками, самым дешевым фаянсом. К обеду подают много блюд — суп, рыбу, жаркое, десерт, но все дурно приготовлено и подается до того неряшливо, что есть не хочется.

* * *

Рангун. Отец и сын, оба капитаны сухогрузов, принадлежащих китайской фирме. Отец боготворил своего подтянутого, толкового, статного сына и пришел в ужас, когда тот влюбился в бирманку, мало сказать влюбился — влюбился безумно. До самозабвения. Стал жить, как живут туземцы, курить опиум и со временем потерял работу. Отец уверил себя, что девушка приворожила мальчика и решил спасти его. Однажды ее нашли мертвой — она утонула. Никто не знал, как это случилось, но в ее гибели винили отца. Сын был в отчаянии. Буквально убит горем, и пылкая любовь к отцу обернулась смертельной ненавистью.

* * *

Мандалай при луне, Белые ворота залиты серебряным светом, между очертаниями возвышающихся над ними зданий проступает небо. Впечатление упоительное: Ров в Мандалае — одно из малых чудес красоты в мире. В нем нет ни совершенства Килауэа, ни броской картинности озера Комо, ни томной прелести побережья южных островов Тихого океана, ни сурового величия, которое сплошь и рядом поражает в Пелопоннесе, но это красота такого рода, которая радует, дарит наслаждение и становится твоей. Она не ошеломляет, но не перестает восхищать. Для того чтобы оценить другие красоты и радоваться им, требуется определенное состояние ума, — эта красота радует в любое время года и в любом настроении. Она как стихи Херрика, за которые берешься, когда не в состоянии читать «Божественную комедию» или «Потерянный рай».

* * *

Ф. Крупный, грузный, редкие седые волосы, но цветущее лицо его округло, не изборождено морщинами, и оттого временами вид у него чуть ли не мальчишеский. Седые усишки щеточкой. Зубы скверные, посреди рта торчит один шаткий, длинный, пожелтевший зуб — кажется, дерни покрепче и вырвешь. Лицо блестит от пота. Когда не ходит в форме, носит костюм цвета хаки, тенниску с распахнутым воротом, без галстука. Одна нога у него не сгибается — он был тяжело ранен на войне и при ходьбе заметно припадает на одну ногу. Не интересуется ничем, кроме лошадей. Называет их «клячами» и с утра до вечера только о них и говорит. Много участвует в скачках, держит своих пони и стал притчей во языцех, потому что неизменно проигрывает. Свойский, сердечный, и при всем том чувствуешь: он пойдет на любые уловки, известные старожилам ипподрома, и ни перед чем не остановится, лишь бы добиться победы на скачках.

* * *

Е. Называет себя деревенщиной и, видимо, так натерпелся из-за своего деревенского происхождения, что тычет его всем в лицо. Отец его был помощником капитана на чайном клипере, ходившем в Китай, со временем обосновался в Моул-мейне и женился на бирманке. Е. в 1885 приехал в Мандалай в качестве переводчика и осел там, сначала был чиновником, потом обзавелся собственным делом, торговал нефритом, янтарем и шелком. Когда я пришел, меня провели в комнату,(служившую одновременно гостиной и лавкой. Она заставлена дешевой европейской мебелью, мягкими креслами и диванами, журнальными столиками и этажерками, там и сям стояли горки — в них выставлено немало нефрита и янтаря не лучшего качества. Вентилятора нет, в жаркой, душной комнате во множестве летали москиты. Он заставил себя ждать — одевался. И наконец вышел ко мне — высокий, тощий, совершенно седой, лицо темное, землистое, нос приплюснутый. Многоречив, голос громкий, скрипучий; видимо, ему доставляет удовольствие слушать себя. Говорит чинно, замысловато, сыплет словесами, которые в обыденной речи не встретишь. Длинное слово всегда предпочтет короткому. Испытывает пристрастие к банальностям. Кого бы и как часто ни упоминал, неизменно называл его титул полностью. К примеру, говорит: генерал сэр Джордж Уайт, герой Ледисмита, генерал сэр Гарри Прендер-гаст, кавалер креста Виктории.

* * *

Г. Очень высокий, футов шести с гаком, красивым его не назовешь, но наружность у него располагающая. Худое загорелое лицо с запавшими щеками; голубые, смеющиеся глаза. Бритый, носит лишь усы щеточкой. Коротко стриженные волосы почти не тронуты сединой. Движется свободно, легко, изящно. Одет без претензий, но хорошо, в просторный, отлично сшитый костюм. Он кавалерист, и можно представить, как он эффектен в форме. Выговаривает слова с оттяжкой, склонен к юмору. Сдержанно ироничен. Большой лошадник, страстный спортсмен, не стесняясь рассказывает о довольно своеобразных играх, в которых участвовал.