Записные книжки - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Сомерсет Моэм cтр.№ 20

А что такое совесть? Это ощущение, что вы совершили нечто, чего не одобрят окружающие (и, возможно, Бог). Интересно было бы проанализировать понятие совести. Для этого нужно выяснить, как оно возникло, его значимость в глазах общества, его психологическую основу, а также те события и поступки, на которые распространяется его воздействие. Патана, убившего человека, ничуть не мучают укоры совести, равно как и корсиканца, умертвившего кровного врага. Добропорядочный англичанин не решится солгать; испанец же, ничуть не менее добропорядочный, соврет не моргнув глазом.

* * *

Чезаре Борджа может служить примером человека, почти полностью реализовавшего свои способности. Всю жизнь он руководствовался одним-единственным нравственным принципом: давал полную волю своим физическим и умственным порывам. В этом и заключается эстетическое совершенство земного пути человека, и с такой точки зрения жизни Чезаре Борджа и Франциска Ассизского обнаруживают большое сходство: каждый из них реализовал свойства своей натуры, а большего нельзя и требовать от человека. Однако общество, оценивающее поступки лишь по их влиянию на собственное благоденствие, провозгласило первого негодяем, а второго праведником. Как же, в таком случае, оценило бы оно человека вроде Торквемады, самого набожного из всех своих современников, но изощрившего систему наказания грешников настолько, что было пролито больше крови и причинено больше страданий, чем за иные долгие кровавые войны?

* * *

По отношению к самому себе у человека нет ни обязательств, ни долга; слова как таковые для него не имеют значения, они обретают смысл только в его взаимодействии с окружающими. По отношению к себе человек внутренне полностью свободен, и нет такой силы, которая могла бы им повелевать.

* * *

Общество создает правила для самосохранения, индивид же свободен от обязанностей по отношению к обществу: сдерживает его одна только осторожность. Он волен идти своим путем, поступать, как ему заблагорассудится, но не должен жаловаться, если общество накажет его за нарушение своих законов. Действеннее всех установлений, принимаемых обществом для самосохранения, оказывается институт совести: с его помощью в груди каждого человека возникает полицейский, следящий за выполнением общественных законов; самое удивительное, что даже в сугубо личных делах, к которым общество, казалось бы, не имеет никакого касательства, совесть побуждает человека действовать во благо этого обособленного от индивида организма.

* * *

Одно из важнейших различий между христианством и наукой состоит в том, что христианство придает индивиду огромное значение, а для науки он особой ценности не представляет.

Понятие совести весьма относительно, это с неизбежностью вытекает из изменчивости человеческих представлений о добре и зле. Человек одной эпохи будет страдать от угрызений совести из-за того, что не совершил поступка, в котором в другую эпоху он бы горько раскаивался.

* * *

Здравый смысл частенько принимают за этическую норму. Но если подвергнуть его анализу, если разобрать один за другим его веления, откроются поразительные противоречия. Невозможно будет понять, отчего в различных странах, а также в различных классах и слоях общества одной и той же страны здравый смысл диктует диаметрально противоположные вещи. Мало того, обнаружится также, что в одной стране, в пределах одного общественного класса и слоя здравый смысл нередко диктует взаимоисключающие вещи.

* * *

Здравый смысл, видимо, считается синонимом для бездумности нерассуждающих. Он состоит из детских предрассудков, индивидуальных особенностей натуры и навязываемых газетами мнений.

Здравый смысл всячески возвеличивает бескорыстие по отношению к окружающим, но это только притворство. Рассмотрим, к примеру, вопрос о том, надо ли обуздывать свои желания, покуда вокруг еще существуют нужда и горе; здравый смысл решительно отвечает «нет».

* * *

Но если уж положено осуждать чувственные удовольствия, то надо быть в этом осуждении последовательным. Порицая любовь к вкусной еде или телесным усладам, следует порицать и любовь к теплу, уюту, к путешествиям, к красотам природы и искусства. Иначе осуждается не потворство своим желаниям, а некая маленькая слабость, ограниченная радостями желудка или постели.

* * *

Успех различных вероучений свидетельствует о беспросветном эгоизме людей и отсутствии у них здравомыслия.

Трудно себе представить более нестерпимый эгоизм, чем тот, что демонстрирует христианин по отношению к собственной душе.

* * *

Едва ли мудрость может считаться добродетелью, ведь в основе ее лежат умственные способности, которыми один человек наделен, а другой нет. Если для праведного поступка необходима мудрость, то, стало быть, на такие поступки способно лишь меньшинство людей.

* * *

В основе интуитивизма лежит принцип нравственного абсолюта, и шаткость такого основания проявляется уже в том, что интуиция подсказывает человеку совершенно разные поступки, в зависимости от страны, эпохи и самого человека. В одну эпоху интуиция подтолкнет человека к убийству, а в другую вызовет в нем отвращение к самой мысли об убийстве. Совсем не трудно доказать, что эти решения, принимаемые без каких-либо видимых причин, на самом деле проистекают из уроков детства и образа жизни окружающих. Интуиция зиждется на том же механизме, что и реклама: если десять тысяч раз повторить, что мыло «Пэрз» благотворно влияет на кожу лица, то в конце концов у человека возникает интуитивная уверенность в этом.

* * *

Любопытно, что даже священник, настоятель церкви Св. Иоанна Златоуста, как-то намекал на относительность морали: «Не спрашивайте, насколько верны эти (Ветхозаветные) заповеди теперь, когда нужда в них отпала; спросите лучше, насколько они были верны тогда, в свое время».

* * *

Гедонисту следует помнить, что самосознание и счастье — вещи несовместимые. Счастье покинет его, как только он сосредоточит все помыслы на погоне за удовольствиями.

* * *

Желание лишь поначалу доставляет приятные ощущения; чем оно сильнее, тем становится мучительнее, приводя к тому же результату, что и боль: мы стремимся не добиться объекта нашего желания, а освободиться от самого желания. Порою любовь достигает такой силы, что вожделение перерастает из удовольствия в муку, и тогда мужчина способен убить любимую женщину, лишь бы избавиться от мучительной страсти.

* * *

Голод — это желание на грани муки и наслаждения. Он лучше всего доказывает, что страдание и удовольствие зависят от накала желания. Пока голод не слишком силен, он даже приятен, и мысль о еде отрадна; но когда он невыносим, человек испытывает одни только страдания, и мысли его заняты не предвкушением хорошего обеда, а лишь тем, как ему отделаться от неприятных ощущений.

* * *