Мечты о женщинах, красивых и так себе - читать онлайн книгу. Автор: Сэмюэл Беккет cтр.№ 25

Она села.

— Сядь, — сказала она.

К чертям тебя собачьим, подумал он.

— Зачем, — осведомилась она очень тихим голосом, — ты приехал из Парижа?

— Посмотреть на твое лицо, — сказал он коротко и уверенно.

— Но ты не смотришь на него.

— Я смотрю на него.

— Нет, Бел, не смотришь, ты знаешь, что не смотришь.

— Ты меня не видишь, — сказал он.

— Когда-то ты говорил, что только хочешь посмотреть на мои глаза, заглянуть в мои глаза.

Он не обратил на это внимания.

— Бел! — умоляла она.

Он ожесточил свое крохотное сердце.

— Он больше не хочет, — заскулила она, — смотреть в мои глаза.

— Может быть, потому, что теперь я хочу смотреть на твое лицо? — глумливо усмехнулся он, охваченный бешенством. — Я привержен классицизму, — сказал он, — или ты не знала?

— Если б ты любил меня, то не вел бы себя так!

— Вел себя как? — закричал он, ударив кулаком по столу.

— Так, как ты всегда себя ведешь, — возвышая голос до писка, — равнодушный ко всему, говоришь, что ты не знаешь и что тебе наплевать, целый день валяешься в этой verdammte старой Wohnung, [258] читаешь свою старую книгу и дурачишься с Папой. И этот человек, — заключила она безнадежно, — в меня влюблен!

К чертям тебя собачьим, подумал он.

— Он хочет смотреть на мое лицо, — передразнила она, выдавив смешок, — он проделал весь путь из Парижа, — фыркнула она, — третьим классом, чтобы посмотреть на лицо своей драгоценной Смерри! — Она облокотилась на стол, прикрыла глаза, выставила вперед сердитое, ставшее красным, как Иудины волосы, личико и насмешливо сказала: — Ну так смотри хорошенько.

— Ты не понимаешь меня, — сказал он важно, — это должно быть исподтишка.

— Это что такое? — Она открыла глаза. — Это можно съесть?

— Когда я говорю, — объяснил он, — что хочу посмотреть на твое лицо, я имею в виду, что хочу взглянуть на него украдкой. Украдкой.

— Ты пьян? — сказала она, развеселившись от его серьезности.

— Leider! [259] — сказал он.

— Итак, он приехал из самого Парижа, третьим классом, чтобы украдкой взглянуть на мое лицо.

— Преподноси это так, — сказал он, — если тебе так нравится.

— Я ничего не подношу. Это ты сказал.

Он заметил, что, возможно, им следует оставить эту тему.

— Ты сам начал, — ответила она.

Ссора вышла такой громкой, что притихший было в дальнем углу бара преступного вида тип помахал Мадонне большой похотливой рукой, а Ungekute [260] Ева одарила Белакву медленным изгибом верхней губы. Ungekuste Ева была барменшей. Добродетельная девушка, она растеряла красоту, предположительно (потрясающее наречие Диккенса) благодаря своей страсти к штайнхегеру [261] и ночному образу жизни. Штайнхегер она в изобилии добывала благодаря клиентам покладистым и несчастным, и в нашем молодом герое она тотчас распознала удобную жертву. Так теперь, в знак своего желания, она обнажила зубы. Белаква забился в угол и поглядывал в сторону Мадонны — та уже обрела привычную бледность и выставляла себя напоказ. Белаква испустил глубокий вздох, надеясь вернуться в поле ее зрения. Далеко, у стойки бара, бдительная Ева подняла свою личную бутылку.

— Darf ich, [262] — пропищала Ева.

Белаква покраснел.

— Ты сбежал, — бросила Мадонна через плечо, — с барменшей.

Ева протянула в их сторону плод своей отчаянной храбрости.

В бар горделивой походкой вошел Пиротехник. Белаква был в восторге.

— Выпьем, — радостно возгласил он, — выпьем же. Я угощаю, — добавил он, однако это щедрое предложение не было встречено с ожидаемым воодушевлением.

— Где Мамочка? — сказала Мадонна очень злым голосом.

Пиротехник стоял на пороге алькова, оценивая ситуацию.

— Где Мамочка? — повторила Мадонна.

Он погладил небритую Джокондову улыбку.

— Это — город чудес, — сказал он наконец. — Траулер привез меня сюда на своем роскошном авто.

— Могу ли я предложить вам выпить? — сказал Белаква.

— Что я всегда говорил, — застонал Мандарин, вдруг очень встревоженный и возмущенный. — Можете вы вообразить такое, — ошеломленно оборачиваясь, — в Дрогеде?' — снова оборачиваясь, с искоркой в бледно-голубом глазу.

— Кана Галилейская, — сказал Белаква.

— Но это ведь, — всхлипнул Мандарин, отдаваясь течению мыслей, — даже не немецкая Дрогеда. Даже не Дрогеда, [263] это Беллибогхилл [264] Германии!

— Папа! — Мадонна задыхалась.

Папа оправил жилет.

— Я все еще ношу ваши превосходные подтяжки, — сообщил он Белакве по секрету. — Там, на дне бутылки, есть хоть рубинчик?

Тибо в Сала Бьянка [265] прервало внезапное «с вашего позволения». Чемпион по планеризму вежливо ждал, нахально возвышаясь рядом с Мадонной.

— Пожалуйста, — сказал Белаква, снова краснея.

Мандарин сел. Смотреть, как они в танце удаляются от стойки бара, было первым приступом боли в новом году. Она танцевала совершенно неправильно, бросаясь из стороны в сторону. Она выделывала кренделя и виляла почетным местом. Fessade, chiapatta, [266] порка буковыми палками. Он стиснул под столом ладони. О величайшее бастинадо [267] a la mode!..

— Что говорит Гораций? — сказал он. — Тощий…

— Carpe diem, [268] — сказал Мандарин.