Сон Кельта - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 36

Роджер Кейсмент оказался в паре с Симором Беллом, который, как и ожидалось, очень скоро после начала беседы с первым барбадосцем завел старую песню про обезвоживание, сказал, что неважно себя чувствует, и удалился, оставив его наедине с бывшим надсмотрщиком.

Тот назвался Эпонимом Томасом Кэмблом, точного возраста своего указать не мог, но полагал, что ему лет тридцать пять. В густейшей шапке курчавых волос уже проглядывала седина. Носил выцветшую, расстегнутую до пупа блузу, грубые полотняные штаны, доходящие только до щиколоток и подпоясанные веревкой. Ходил босиком: огромные, в сплошных мозолях ступни и пальцы с длинными ногтями были точно каменные. Роджер с трудом понимал его речь, пересыпанную множеством разговорных оборотов, испанских и португальских слов.

Кейсмент, стараясь выразить это как можно проще, заверил барбадосца, что его показания будут совершенно конфиденциальными и что они его никак не скомпрометируют. Сам он даже не будет вести записей, а только слушать. И просит лишь одного — правдиво рассказать обо всем, что происходило в Путумайо.

Они сидели рядом на маленькой террасе, примыкавшей к спальне Роджера, и перед ними на столике стоял кувшин с соком папайи и два стакана. Семь лет назад в Бриджтауне, столице Барбадоса, Эпоним Томас Кэмбл и еще восемнадцать его земляков заключили контракт с сеньором Лисардо Араной, братом дона Хулио Сесара, и должны были служить надсмотрщиками на одной из факторий в Путумайо. И с самого начала пошел обман, потому что при подписании никто не предупредил, что большая часть времени уйдет на „побегушки“. — Поясните, что это такое? — попросил Кейсмент.

Это охота на индейцев, которые должны будут добывать каучук на землях, принадлежащих компании. На всех индейцев, из любых племен — уитото, муйнане, нонуйа, андоке, ресигаро или бора. Кто попадется. Потому что каучук добывать не желал никто. Приходилось их заставлять. Облавы требовали долгих экспедиций и зачастую не давали результатов. Придешь — а деревня пустая. Все смылись. Иногда, по счастью, бывало не так. Когда заставали жителей — сразу открывали огонь, чтобы дать острастку и чтобы туземцы не сопротивлялись. Но те все равно пытались отбиваться дубинами, отстреливались из духовых трубок. Стычки были. Потом тех, кто держался на ногах, привязывали за шею друг к другу, вереницей, мужчин и женщин вперемежку. Самых немощных старцев и грудных детей оставляли в деревне, чтобы не замедляли хода. Эпоним никогда не мучил людей просто так, для собственного удовольствия, как Армандо Норманд, хоть барбадосец и служил под его началом в Матансасе, где тот был управляющим.

— Для собственного удовольствия? — переспросил Роджер. — Например?

Эпоним беспокойно заерзал на скамье. Крупные белые глаза заплясали в орбитах.

— Сеньор Норманд — человек с придурью, — пробормотал он, отводя взгляд. — Ну, если кто-то вел себя плохо… Верней сказать — не так, как он хотел… Тогда он топил их детей в реке. Сам. Собственными руками.

Помолчав, барбадосец объяснил, что его лично такие чудачества сеньора Норманда тревожили. Если человек позволяет себе подобное, от него черт знает чего можно ждать. Возьмет вдруг и разрядит револьвер в того, кто окажется рядом. Вот он, Эпоним, и попросился на другую факторию. Когда его перевели туда, где управляющим был Альфредо Монт, стал спать спокойней.

— Скажите, а приходилось ли вам при исполнении своих обязанностей убивать индейцев?

Роджер видел, как глаза барбадосца взглянули на него, убежали в сторону и вернулись.

— Это работа была такая, — ответил он, пожав плечами. — И у нас, надсмотрщиков, и у тех, кого называли „мальчиками“. В Путумайо пролилось много крови. Со временем привыкаешь. Там жизнь такая — убивать и умирать.

— Сможете сказать мне, сколько человек пришлось вам убить, мистер Кэмбл?

— Никогда не подсчитывал, — с готовностью ответил тот. — Говорю же: такая у меня была работа. Потом захотел закрыть ту страницу. Удалось. Оттого и утверждаю, что компания повела себя со мной нечестно.

И он начал длинно и путано распространяться о бывших хозяевах. Обвинили его в том, что он продал полсотни индейцев на колумбийскую факторию братьев Ириарте, с которыми сеньор Арана всегда был в контрах из-за рабочих рук. Облыжно обвинили. Он ни сном ни духом не причастен к исчезновению уитотов, которые потом обнаружились у колумбийцев. Продал же их сам управляющий „Ультимо Ретиро“, сеньор Альфредо Монт. Человек своекорыстный и алчный. А чтобы скрыть свою вину, свалил все на него, на Эпонима, и на двоих других — Дейтона Крентона и Симбада Дугласа. Все это чистый поклеп. Но компания поверила, им троим пришлось сматываться. Не рассказать, что пришлось вынести, пока не добрались до Икитоса. Начальство отдало приказ своим „мальчикам“ убить их на месте. Теперь они не живут, а нищенствуют, подрабатывают чем придется. Деньги на возвращение в Барбадос им выплатить отказались. Обвинили, что самовольно бросили работу, и судья, как оно водится, вынес приговор в пользу компании Араны. Чего другого и ждать было.

Роджер пообещал, что британское правительство позаботится о том, чтобы отправить всех троих на родину, поскольку они — подданные его величества.

Он так устал от этого разговора, что едва за Эпонимом закрылась дверь, повалился на кровать. Он был весь в поту, кости ныли, и, кроме того, блуждая по всему телу с головы до ног, охватывая орган за органом, постепенно и все мучительней нарастали какие-то неприятные ощущения. Конго. Амазония. Неужто и впрямь человеческая жестокость беспредельна? И весь мир поражен очагами того дикого варварства, которое ждет его в Путумайо? Сколько же их? Сотни, тысячи, миллионы? И можно ли победить эту гидру? Стоит лишь отрубить ей одну голову, на ее месте тотчас отрастает другая, еще более кровожадная и чудовищная… Роджер наконец забылся сном.

На этот раз ему приснилась мать — на берегу какого-то озера в Уэльсе. Нежаркое солнце застенчиво пробивалось сквозь листву высоких дубов, а он, подрагивая от возбуждения, видел мускулистое тело парня, которого фотографировал утром на пристани. Как он оказался в Уэльсе? Или это озеро — в Ирландии, где-то в Ольстере? Стройный силуэт Энн Джефсон исчез. Неуемное смятение проистекало не из печали и жалости, которые вызывали в нем порабощенные люди в Путумайо, а из ощущения, что Энн Джефсон, хоть он ее и не видит, бродит где-то рядом, неотрывно глядит на него откуда-то из-за стволов в этой круглой рощице. Но и страх не мог унять то нараставшее возбуждение, с каким он смотрел на приближающегося парня из Икитоса. Обнаженный торс блестел от воды, откуда он только что вынырнул наподобие озерного бога. При каждом шаге отчетливей обозначались мышцы, и при виде игравшей на губах томной улыбки Роджер содрогнулся и застонал во сне. Проснувшись же, с отвращением убедился, что у него случилось семяизвержение. Он вымылся, сменил белье и брюки. Стыд и растерянность владели им.

Показания, полученные от двух других барбадосцев, привели членов комиссии в самое мрачное расположение духа. Бывшие надсмотрщики были столь же откровенны с ними, как Эпоним — с Роджером. Сильней всего озадачивало, что и Дейтон, и Симбад, подобно своему третьему сотоварищу, с пеной у рта доказывали, что совершенно непричастны к продаже полусотни индейцев на колумбийскую факторию.