Разговор в "Соборе" - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 84

Часов в одиннадцать увидели: хозяйка приехала, вылезает из беленькой машинки сеньориты Кеты, а та тотчас уехала. Хозяйка была спокойная: вы почему не спите, уже поздно. А Симула ей: мы, сеньора, радио слушали, но там про революцию ничего не сообщают. Да какая еще революция, сказала хозяйка, и Амалия догадалась, что она порядком дернувши, всех уже утихомирили. Да что вы, сеньора, они с Карлотой попали в самую свалку, митинг и полиция и всякое такое, а хозяйка им: дуры, нечего было пугаться, она говорила с доном Кайо по телефону, бунтовщиков из Арекипы вздрючили как следует, и завтра уже все будет спокойно. Хозяйка хотела есть, и Симула приготовила ей чурраско, а хозяйка сказала, что дон Кайо ей сказал, чтоб не беспокоились, вот она и не беспокоится, с ума больше сходить не будет. Убрав со стола, Амалия пошла спать. Чуть только легла, все началось сначала: вот дура-то, ты в него всерьез влюбилась. По всему телу разливалась одуряющая истома, необоримая приятная слабость. Как же они теперь с ним будут? К Лудовико в комнату она больше не пойдет, пусть снимет что-нибудь, по воскресеньям там будут видеться. Как у тебя все красиво получается, дура ты, Амалия. Ах, если б можно было рассказать Карлоте. Нет, она прибережет все для Хертрудис, а до тех пор — никому ничего.

Глаза у Ланды блестели, он был необыкновенно оживлен, и пахло от него вином, но, едва ступив на порог, сделал скорбную мину: он, к величайшему сожалению, всего на минутку. Приложился к руке Ортенсии, педерастическим голоском попросил у Кеты разрешения поцеловать ее в щечку и с размаху бросился на диван между обеими, воскликнув: репейник между роз. Глядя на него, лысеющего, в безупречно сшитом, скрывающем все огрехи телосложения сером костюме и темно-красном галстуке, он подумал: эту уверенную и развязную манеру дают только деньги.

— Комиссия по продовольствию собирается в десять утра, дон Кайо, ни свет ни заря, — с шутливой горестью сказал он. — А доктор велел мне спать не меньше восьми часов. Такая жалость.

— Будет врать-то, — сказала Кета, подавая ему стакан. — Просто жены боишься.

Сенатор Ланда провозгласил тост: за два совершенных творения природы, которые меня окружают, и за ваше здоровье, дон Кайо. Пригубил, глотнул, рассмеялся.

— Я свободный человек, даже супружеские узы меня не связывают! — воскликнул он. — «Я очень тебя люблю, душечка, но хочу сохранить холостяцкую свободу: может быть, это самое главное». И она меня понимает. Я женат тридцать лет, и ни разу не пришлось выяснить отношения. Ни одной сцены ревности, дон Кайо.

— Да уж, знаем, как ты пользуешься своей свободой, — сказала Ортенсия. — Расскажи о последней победе.

— Лучше я вам расскажу последние сплетни о правительстве, я только что из клуба, — сказал Ланда. — Только тс-с, чтоб не слышал дон Кайо.

Сенатор раскатисто хохотал, и Ортенсия с Кетой вторили ему, и он тоже осклаблялся, собирал морщины у глаз. Ну, если нашему досточтимому сенатору скоро уходить, пора за стол. Ортенсия, а следом за нею Кета вышли в буфетную. Ваше здоровье, дон Кайо, ваше здоровье, сенатор.

— Кета все хорошеет, — сказал Ланда. — А про Ортенсию я и не говорю.

— Я вам очень признателен за рекомендацию вашей комиссии, — сказал он. — В полдень я сообщил Савале. Без вас америкашки никогда не добились бы надбавки.

— Это я вам, дон Кайо, безмерно благодарен за «Олаве»! — протестующе воскликнул Ланда. — Недаром говорится: друг познается в беде.

Но он видел, что сенатор говорит машинально, а взглядом провожает качающиеся бедра Кеты, выходившей из комнаты: нет-нет, ни о политике, ни о делах ни слова! Он сел рядом с Ландой, увидел, как краска прихлынула к его щекам, как тот вдруг заморгал, как вытянул шею и на мгновение прильнул губами к шее Кеты. Никуда он не уйдет раньше трех-четырех ночи, придумает какой-нибудь предлог, он напьется, как всегда, и увезет Кету: он сдвинул большие пальцы обеих рук, и глаза ее заискрились, как две виноградины. Ты его разожгла, он остался, и по его милости я опять проведу бессонную ночь: плати! Прошу к столу, сказала Ортенсия, но до этого он еще успел сунуть раскаленный брус между ее бедер и услышать шипение и запах горелого мяса: плати! Ланда, с каждой следующей рюмкой делаясь все болтливей, говорил без умолку, царил за столом, сыпал анекдотами, прибаутками, комплиментами, сплетнями. Кета и Ортенсия переспрашивали, уточняли, хохотали, а он улыбался. Когда поднялись, Ланда совсем разошелся, заговорил еще пространней и оживленней, давал дамам затянуться своей сигарой: несомненно, останется. Но Ланда вдруг взглянул на часы, оживление как смыло с его лица: половина первого, пора, сколь ни прискорбно, пора. Приложился к ручке Ортенсии, вознамерился чмокнуть Кету в губы, но она ловко подставила ему щеку. Он проводил сенатора до дверей.

Ее трясли за плечо, он ждет тебя, она открыла глаза, тот самый, кто возит хозяина, и увидела расплывающееся в насмешливой улыбке лицо Карлоты: на углу стоит, тебя дожидается. Торопливо оделась, — это с ним ты провела воскресенье? — причесалась, — потому и ночевать не пришла? — одурело слушая вопросы и хихиканье Карлоты. Схватила сумку, с которой в булочную ходили, вышла, а на углу стоял Амбросио. Он схватил ее за руку, не хочу, чтоб нас видели, и повел, почти поволок за собой: я боялся, Амалия, что тебе влетит. Она остановилась, посмотрела на него: а чего бояться-то? Но он тащил ее дальше: разве ты не знаешь, что дон Кайо больше не министр? Да ты с ума сошел, сказала Амалия, мне хозяйка сказала, беспорядки прекращены, но Амбросио сказал: нет, сегодня ночью отправили в отставку дона Кайо и всех министров, у нас теперь военное правительство. А хозяйка ничего не знает? Ничего не знает спит себе, и думает, что все утихомирилось. Тут и Амалия схватила его за руку: а что ж теперь будет с доном Кайо? Не знаю, что будет, но за глаза хватит и того, что уже есть. В булочную Амалия вошла одна, и мысли у нее путались: он пришел из-за тебя, он боялся за тебя, он тебя любит. Купила хлеба, вышла и снова взяла его за руку: а что ж ты скажешь в Сан-Мигеле? А дон Фермин скрывается, больше в Сан-Мигеле не живет, боится, что сцапают, полиция его день и ночь караулила, он и удрал из Лимы. А пока его нет, мы с тобой можем чаще встречаться. Он притиснул ее к стене какого-то гаража так, чтобы из окон особняка не видно было, навалился всем телом, обнял. Амалия встала на цыпочки, дотянулась до его уха, шепнула: ты боялся, что со мной что-нибудь?.. А он засмеялся в ответ. А Амалия: теперь будет лучше, чем тогда? теперь они больше не поругаются? А Амбросио: нет, больше не поругаемся. Проводил ее до угла и сказал, что если девчонки меня видели, наври им что-нибудь: мол, мы едва знакомы, а он к ней приходил с поручением от кого-то там.

Он подождал, пока автомобиль сенатора Ланды тронется, и вернулся в дом. Ортенсия скинула туфли и что-то мурлыкала, склонясь над баром: слава тебе господи, отвалил старикашка, — сказала с дивана Кета. Он сел, взял свой стакан, стал медленно потягивать виски, поглядывая, как покачивается в танце Ортенсия. Допил, взглянул на часы, поднялся. Мне тоже надо идти. Он пошел наверх, в спальню, слыша, что Ортенсия перестала напевать и поднимается по лестнице следом за ним, услышал смешок Кеты. Не можешь остаться? — сказала Ортенсия, подойдя сзади, взяв его за локоть, голос ее был нежен, готово дело, надралась, — мы с тобой целую неделю не виделись. Он повернулся, поглядел в ее посоловелые, словно растекающиеся глаза, в придурковато ласковое лицо, погладил по щеке и улыбнулся: не могу, очень много дел с поездкой президента, может быть, завтра удастся. Он взял свой портфель и пошел по лестнице вниз, слушая, как, держась за него, мурлычет разнежившейся кошкой Ортенсия, чувствуя, как ее шатает из стороны в сторону. Кета, растянувшись на диване, взбалтывала в стакане недопитый виски, и он успел поймать и перехватить насмешливый взгляд, которым она окинула их обоих — его и Ортенсию. Ортенсия отпустила его, неловко подбежала к дивану, бросилась на него ничком.