Мемуары безумца - читать онлайн книгу. Автор: Гюстав Флобер cтр.№ 22

Как! Все это не вернется? В сердце моем пустота, и, окруженный людьми, я гибну, словно в пустыне.

Помню долгие жаркие летние дни, когда я говорил с ней, скрывая влюбленность, а ее безучастный взгляд, как луч любви, проникал в самое сердце. Да и как бы могла она заметить мою любовь, если тогда я не любил ее, и все, о чем я рассказал, — ложь. Как бы я любил ее сейчас, как хочу, чтобы на берегу, в лесу или среди полей она шла рядом, говорила со мной, глядела на меня. Растянувшись на земле, я смотрел, как клонится под ветром трава, как волны бьются о песчаный берег, думал о ней и вспоминал ее движения, голос. Эти воспоминания были мучением.

Стоило мне вспомнить место, где я видел ее, как я шел туда — хотел припомнить звук ее голоса, чтобы вновь испытать очарование, — напрасно. Сколько раз проходил я мимо ее дома, глядел в ее окно!

Так две недели прошли в любовном созерцании, в мечтах о ней. Помню печальный случай. Как-то раз в сумерки я возвращался домой через луг, где паслись быки. Я шел быстро, тишину нарушал только шелест травы под ногами, склонив голову, я смотрел в землю; монотонное движение словно усыпило меня: почудилось, я слышу шаги Марии рядом, она берет меня за руку и, повернувшись, глядит мне в лицо. Она действительно шла по траве. Я понимал, что это мною же вызванная галлюцинация, но не мог удержаться от улыбки, был счастлив. Я поднял голову, спускались сумерки. Передо мной, на горизонте царственно удалялось за море солнце, снопы огненных лучей, тянулись вверх, исчезали в тяжелых клубах огромных черных туч, и после отблеск заката озарил уголок чистого синего неба далеко на востоке. Когда передо мной открылось море, солнце почти угасло, его диск наполовину погрузился в воду и легкий розовый оттенок ширился и таял в вышине.

В другой раз я верхом возвращался домой по песчаному берегу. Рассеянно смотрел я, как волны пенятся у ног моей лошади, как брызгами летят ракушки из-под вязнущих в песке копыт. Внезапно солнце исчезло. Волны потемнели, словно что-то черное нависло над ними. Справа от меня вздымались скалы, между ними снежным морем кипела взбитая ветром пена, чайки метались над моей головой, и я видел, как их белые крылья касаются темной и тусклой воды. Невозможно описать эту красоту: море, берег, ракушки на песке, скалы в мокрых водорослях и белой пене, наброшенной на них дыханием бриза.

Я рассказал бы о многом другом, что было еще прекрасней и милее сердцу, если бы мог выразить всю любовь, восторг, горечь. Можете вы словами передать биение сердца, рассказать об одной слезе, изобразить этот влажный кристалл, окутывающий глаз любовной негой? А вы можете высказать все, что прочувствовали за один день?

Жалкая слабость людская! Словами, языками, звуками мы говорим и бормочем — даем определения Богу, небу и земле, химии и философии, но язык наш не способен выразить все удовольствие, которое испытываешь при виде обнаженной женщины или рождественского пирога.

XXII

О Мария, Мария, милый ангел юности моей, я встретил тебя на утре чувств, ты внушила мне любовь самую нежную, исполненную благоуханий и сладких видений, прощай!

Прощай — на смену явятся иные страсти. Я, быть может, тебя забуду, но в глубине души ты останешься навеки, ведь сердце — земля, и всякая страсть ворошит, перекапывает ее и проводит новые борозды поверх прежних шрамов. Прощай!

Прощай, и все же как бы я мог любить тебя, как целовать, сжимая в объятиях.

Душа моя нежно тает в сладком безумии любви. Прощай!

Прощай, и все же я вечно буду думать о тебе. Меня вот-вот закружит вихрь света, быть может, я погибну в нем, растоптанный толпой, растерзанный на части. Где буду я? Что станет со мною? Хотел бы я состариться, поседеть — нет, быть прекрасным, как ангел, прославленным, талантливым, и все сложить к твоим ногам, но у меня нет ничего — и ты смотрела на меня так же равнодушно, как на лакея или нищего.

А знаешь, не было ни ночи, ни дня, ни часа, чтоб я не думал о тебе, не видел тебя вновь, выходящей из волн, с темными, рассыпанными по плечам волосами, твою кожу в каплях соленой воды, мокрую одежду и белые с розоватыми ногтями ступни, утопающие в песке. Знаешь ли, что это видение всегда со мной и сердце вечно шепчет об этом? Нет! Все пусто.

Прощай, и все же, если бы при встрече с тобою я был четырьмя-пятью годами старше, смелее… может быть… О! нет, я краснел, встречая каждый твой взгляд. Прощай!

XXIII

Я слышу жалобный звон погребальных колоколов, [64] и в душе возникает смутная грусть, необъяснимая и мечтательная, как эти гаснущие звуки.

Скорбный заупокойный гул рождает вереницу мыслей, мне представляется жизнь в дни великолепных торжеств, с возгласами триумфа, колесницами и коронами, а над всем этим — вечное безмолвие и вечное величие.

Моя душа устремляется к вечности, в бесконечность, и парит в океане сомнения, в звуках этого голоса, возвещающего смерть.

Звон размеренный и холодный, как могила, а между тем он звучит каждый праздник, рыдает во всякий день скорби — люблю опьяняться твоей гармонией, заглушающей шум городов. Люблю в полях, на холмах, золотых от спелых колосьев, слушать слабый голос деревенского колокола, он поет среди лугов, а в траве жужжит мошкара, и птицы щебечут в листве.

Зимой, в хмуром и тусклом свете пасмурных дней, подолгу слушал я зовущие к службе колокола — отовсюду звучали их голоса, оплетая небо сетью гармоний. И мысли мои текли в согласии с этим исполинским инструментом — величавые, бесконечные, я ощущал в себе звуки, мелодии, эхо иного мира, нечто безмерное и тоже обреченное на смерть.

Колокола! Вы так же будете звонить в день моих похорон, а минутой позже ваш голос отметит крестины! Вы насмехаетесь, как все на свете, лжете, как жизнь, каждый этап которой вы отсчитываете: крещение, брак, смерть. Бедная медь, она заблудилась и повисла между небом и землей, а могла бы так славно служить в полях сражений или стать конской подковой…

1839 г.

1840–1841

Бесконечность непостижима. Кто же в том сомневается? Множество явлений недоступны нашему пониманию, но мы верим в них: стало быть, помимо ума есть иной способ размышлять, дающий доводы более убедительные, чем доводы нашего рассудка? [65]