– Потому что это ключи Инессы.
– Да вы что?!
На лице у Полины Петровны отразилась смесь ужаса и
отвращения, словно сам факт прикосновения к ключам убитой женщины был равен
прикосновению к окровавленному трупу.
– Ой, Господи, – запричитала она, – это ж я вещь
колдуньи-покойницы в своем доме хранила! Ой, батюшки! Как бы беды не было.
Татьяне стало смешно. Только что эта славная, добродушная
женщина твердо заявляла о своем непоколебимом атеизме и о неверии во всякие
таинственные силы, а сама так по-детски испугалась, узнав о ключах колдуньи.
– Не будет беды, Полина Петровна, не переживайте. Вы же не
знали, чьи они, – успокоила ее Татьяна. – А я их заберу, и все будет
в порядке. Скажите мне точно, когда вы их нашли.
– Да где-то… – Полина Петровна задумалась, наморщив
лоб. – Где-то в начале апреля, кажется. Да, в начале апреля, снег-то как
раз сошел.
Значит, в начале апреля. Понятно, почему оперативники ничего
об этом не знали. Поквартирный обход проводился сразу после обнаружения трупа
Инессы, а это было намного раньше, чем сошел снег.
– Сможете показать, где именно они лежали?
– Конечно, я помню. Сразу из подъезда направо, возле урны.
Да нет, я и в самом деле лучше покажу. Витя, Вова! – крикнула она.
Тут же в дверном проеме появились две мордашки, по уши
перепачканные шоколадом, которым, вероятно, было облито печенье.
– Что, баба? – хором произнесли двойняшки.
– Я сейчас выйду вместе с тетей ровно на десять минут. Без
меня не бояться и не хулиганить. Вопросы есть?
– Не-ет! – так же хором ответили пацаны.
Полина Петровна накинула на плечи шаль и открыла входную
дверь.
– Пойдемте, – сказала она Татьяне.
Вместе они спустились вниз. Выйдя из подъезда, Полина
Петровна пошла направо и метра через три остановилась.
– Вот здесь у нас урна стояла, и кому понадобилось ее
убирать? Кому она мешала? Сколько я в этом доме живу, столько урна здесь была,
а теперь как Москву начали к юбилею в порядок приводить, так урна исчезла. Ведь
наоборот должно быть, я так считаю: если порядок наводить, так надо через
каждые десять метров по урне поставить, верно? Чтобы любой человек, если надо
что-то выбросить, сразу видел, куда. А то ведь что получается? Ребятишки
мороженое съели, а бумажку грязную в карман, что ли, запихивать? Конечно, бросают
прямо на тротуар, потому что больше некуда. А потом удивляемся, что город у нас
грязный.
– И давно урну убрали? – поинтересовалась Татьяна,
разглядывая место, которое показала ей Полина Петровна.
– Да нет, недели две, наверное. Когда я ключи нашла, она еще
стояла.
– Хорошо, Полина Петровна, спасибо вам. Вы возвращайтесь
домой, у вас же малыши безнадзорные остались, как бы не натворили чего.
– Эти-то? – усмехнулась женщина. – Эти не
натворят. Вот внуки были – это да, та еще песня, ни на секунду оставить нельзя
было, обязательно что-нибудь разобьют или сломают. А эти у меня вышколенные, я
им бегать и возиться разрешаю сколько угодно, но они накрепко усвоили: если
баба Поля сказала, что нельзя, – значит, нельзя. И пикнуть не посмеют. Я
пока внуков растила, самое главное правило поняла.
– И какое же? – с интересом спросила Татьяна. Эта
женщина с каждой минутой нравилась ей все больше и больше.
– Надо с младенчества приучать ребенка к тому, что есть
слово «можно» и есть слово «нельзя». И эти слова – святые. Сказано, что можно
играть и шуметь, – играйте сколько влезет, бегайте где хотите, я вам слова
не скажу. Но если я сказала «нельзя», значит, все, никаких поблажек и
исключений. Если нельзя садиться за стол с немытыми руками, то всем нельзя, и
их родителям, и бабушкам с дедушками, и мне, прабабке. Как только ребенок хоть
один раз увидит, что всем нельзя, а кому-то можно, – всё, считай, дело
пропало. Больше он ни одного твоего слова не усвоит.
Попрощавшись с Полиной Петровной, Татьяна двинулась в
сторону метро, обдумывая то, что произошло. Ключи Пашковой она узнала сразу, ей
даже не нужно было подходить к ее квартире и проверять, подойдут ли они к
замку. Ключи были очень приметные: у Пашковой стояли две стальные двери с
сейфовыми замками итальянского производства. И обе они были заперты, когда по
вызову соседей приехала милиция. Точнее, не заперты на четыре оборота ключа, а
просто захлопнуты. Убийце не нужны были ключи, чтобы закрыть за собой двери. Но
они были нужны, чтобы войти в квартиру.
Нет, что-то не так… Убийца каким-то хитрым способом
умудряется сделать копии с ключей Пашковой, чтобы беспрепятственно проникнуть в
квартиру с целью совершения убийства хозяйки. Или с целью совершения кражи,
например, которая ввиду непредвиденного присутствия Инессы дома превратилась в
разбойное нападение и убийство. Допустим. Будет ли в таком случае преступник
вешать эти ключи на кольцо с брелоком? Не будет. Это полная глупость.
Другой вариант. Преступник проникает в квартиру, истязает и
пытает хозяйку, а уходя, прихватывает с собой второй комплект хозяйских ключей,
которые выбрасывает, едва выйдя из подъезда. А зачем он вообще их брал? Тоже
глупость.
Третий вариант. У преступника не было ключей, Пашкова сама
впустила его в квартиру. Далее – как в варианте номер два. Забирает вторые
ключи и выбрасывает их. Но зачем? Зачем?
То, что ключи именно вторые, а не первые, сомнений не
вызывает, потому что точно такой же комплект из двух ключей от сейфовых замков
на кольце с брелоком лежал в прихожей на полочке рядом с входной дверью.
Разница была только в том, что брелок был другим и в комплекте Пашковой
наличествовал ключик от почтового ящика. Так что первым, основным комплектом
был именно тот, который обнаружили в квартире. Там же, на полочке, лежали ключи
от машины Инессы и от гаража, стало быть, это было место привычного хранения
ключей, которыми Пашкова пользовалась постоянно.
Что же за хитрость такая с этими вторыми ключами? Кто их
взял и зачем выбросил?
Глава 16
Нет, все-таки жизнь прекрасна! Черт возьми, она прекрасна и
удивительна! Особенно когда знаешь, что не придется через минуту умереть. Я
даже к Вике стал относиться более терпимо. Она, кажется, воспряла духом, поняв,
что можно получить желаемое, не пачкая руки в крови. Во всяком случае, теперь
она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не повторяет через каждые
пять минут, что я сошел с ума.
– Где ты будешь жить? – спрашивает она меня ежедневно,
как будто я могу дать не тот ответ, что давал накануне.
– Не беспокойся обо мне, на улице я не останусь, –
отвечаю я всякий раз одно и то же.
– Ты переедешь к ней? – спрашивает она снова,
подразумевая выдуманную мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради
которой я развелся.