Я умер вчера - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 36

– Не понимаю, – я покачал головой. – Все друг с другом спят, что ли?

– Не упрощайте, Александр Юрьевич. Все друг друга любят, все друг другу верят, все друг о друге заботятся, и никто никому не хочет зла. А вопрос, кому с кем спать, решается в добровольном порядке. Но в браке наши пациенты друг с другом не состоят. Это закон.

– Почему? – Я не мог скрыть удивления. – Что плохого, если два человека познакомятся в вашем центре и поженятся?

– Вы сами поймете, если придете к нам. Сейчас обсуждать это бессмысленно. Скажу лишь, что оформление брака между нашими пациентами ведет к осложнениям финансовых отношений. Это и есть самое важное и самое трудное.

Лутов замолк, и я с напряжением ждал продолжения, понимая, что самое существенное он скажет именно сейчас. Неужели какое-то правило, которое должны соблюдать пациенты кризисного центра, окажется настолько неприемлемым для меня, что мне придется расстаться с надеждой остаться в живых? Ни за что! Что бы Лутов ни сказал, я все приму. Это моя единственная соломинка, схватившись за которую я смогу выплыть. Все остальные пути ведут либо к смерти, либо к нищете и ежедневному кошмару пребывания рядом с матерью.

– Наши пациенты приходят к нам со всем своим имуществом. И имущество это становится собственностью центра. Иными словами, оно принадлежит всем, потому что центр на эти средства содержит пациентов и развивается, создает производства, филиалы, выпускает газету и так далее.

Сердце у меня упало. Имущество. Если бы я мог поделить его с Викой и остаться в живых, я не сидел бы сейчас здесь. В том-то весь и смысл, что я не могу отнять у жены ничего, кроме своей одежды и туалетных принадлежностей. Да, нищие не нужны, как выяснилось, нигде, даже в кризисных центрах.

– И каков минимальный размер имущества, с которым можно к вам прийти? – спросил я безнадежно.

Лутов легко рассмеялся и налил мне минеральной воды из стоящей на столе бутылки.

– Минимального размера не существует. Сколько есть – столько и есть. Если нет ничего – значит, ничего. Мы принимаем к себе всех. Мы не делим своих пациентов на богатых и бедных. Суть, Александр Юрьевич, не в том, кто сколько нам принесет, а в том, кто сколько заработает, живя с нами. С того момента, как вы вливаетесь в наши ряды, все, что вам причитается от всех видов деятельности и по всем гражданско-правовым отношениям, становится общим достоянием. Центр обеспечивает всех пациентов обильной и вкусной пищей, хорошими жилищными условиями, наличными деньгами на покупку одежды и личных вещей. Но всех – в равных долях, независимо от того, сколько человек заработал на самом деле. Все, что остается, идет на развитие.

– Вы хотите сказать, что те, кто заработал мало, живут за счет тех, кто заработал много?

Я не верил своим ушам. Какой-то доморощенный коммунизм-коллективизм. Раскулачивание тех, кто умело ведет хозяйство, и экспроприация в пользу тех, кто ничего не умеет и не хочет делать. Наша многострадальная страна уже прошла через это и на собственном печальном опыте убедилась, что ни к чему хорошему это не привело. Зачем же повторять ошибки?

– Я хочу сказать, что те, кто заработал больше, делятся с теми, кто заработал меньше, – мягко поправил меня Лутов. – На этом принципе построена жизнь любого экономически нормального общества. Богатые граждане платят в государственную казну высокие налоги, и именно из этих денег выплачиваются социальные пособия пенсионерам и неимущим. И это правильно. Это справедливо.

– Но ведь при этом богатые все-таки остаются богатыми, – возразил я. – Они и после уплаты налогов живут в больших хороших домах и ездят на дорогих автомобилях, а бедные и после получения пособия остаются бедными, только что с голоду не умирают. А вы их делаете одинаковыми. Мне это не кажется справедливым.

– Александр Юрьевич, вы когда-нибудь задумывались над тем, почему сегодня так много людей нуждаются в помощи психологов и психиатров? Я имею в виду – здесь, в России. Кто-то из великих и мудрых сказал, что сделать всех людей равными в имущественном отношении нельзя. Можно в какой-то момент отобрать у всех поголовно все, что есть, и заново переделить между всеми, дав каждому поровну. И что будет через год? Кто-то сможет свое богатство приумножить, использует его с умом, а кто-то прогуляет его, пропьет, растранжирит. И все. И снова все оказались неравными. А вот от воспитания, именно от воспитания зависит, с каким достоинством человек будет переносить это неравенство. Поскольку у нас в стране неравенства якобы не было на протяжении нескольких десятков лет, то и людей никто соответствующим образом не воспитывал. Люди не привыкли к мысли, что огромная разница в уровне жизни между соседями – это нормально. Нормально не в смысле «хорошо», а в смысле – широко распространено и вполне естественно. Людей корежит от этого, они не умеют с этим жить, они сходят с ума от злобы, зависти, ненависти и даже от простого недоумения: как же так? В одной школе учились, я был отличником, а он – двоечником, я в институт поступил, а он дурака валял, хулиганил, воровал, даже подсел в свое время за что-то, не то за изнасилование, не то за драку, я добросовестно вкалывал на своей инженерной должности, а он водку пил и девок любил, шестерил на какого-то мафиози, а теперь я – безработный, а он – на «Мерседесе» и весь сотовыми телефонами обвешанный. Люди перестают чувствовать логику происходящего и теряются. Отсюда и психологические кризисы. И вот такой потерянный человек приходит к нам. Мы даем ему работу, к которой у него душа лежит и которая у него хорошо получается, снимая таким образом комплекс неудачника. Он не знает, сколько реально он зарабатывает, потому что по нашим правилам никто свою зарплату в собственные руки не получает. Наши пациенты работают только на наших предприятиях, а там установлен жесткий порядок: все деньги перечисляются на счет центра и никаких сведений о заработках, ни о своих, ни о чужих, пациенты не получают. Уровень жизни мы всем обеспечиваем одинаковый, а так как никто не знает, сколько реально заработал он и сколько – его сосед, то нет ни ревности, ни зависти, ни ненависти. Если человек не умеет справляться с условиями реально существующей жизни, не может адаптироваться к объективным экономическим условиям страны, где он живет, мы создаем для него другие условия. И он выходит из кризиса, справляется со своими проблемами.

– А что потом? – спросил я. – Когда он выйдет из кризиса, он может от вас уйти?

– Конечно, – снова рассмеялся Лутов. – Мы никого не удерживаем.

– И многие уходят?

– Никто. Ни один человек за все годы существования центра не захотел вернуться в тот мир, в котором ему было так больно и плохо, что он вообще жить не хотел. Вам это, может быть, пока непонятно, потому что вам не приходилось жить в атмосфере любви, согласия и доброжелательности. В обычной жизни нас любят два-три человека, я хочу сказать – по-настоящему любят, искренне и преданно. А со всем остальным человечеством мы пребываем в состоянии войны или в лучшем случае взаимной терпимости сквозь зубы. В нашем центре все по-другому. Разумеется, далеко не все люди умеют желать другому добра и принимать его таким, каков он есть, но у нас этому учат. Групповые и индивидуальные занятия с опытными психологами ведутся ежедневно и являются для всех обязательными. Это лечение, без которого нельзя обойтись.