Она опять обратилась к трудностям с Альфредом и Синклером и сделала вид, будто спрашивает у Рэчел совета. Но вовсе не совет был ей нужен, а задушевность. Рэчел по-прежнему сидела на кровати и смотрела фотографии, и Эвелин не могла не понять, что та не думает о ней. О чем же она тогда думает? Эвелин не давала покоя горевшая в ней живая искорка, которая всегда стремилась пробиться к другим людям и всегда получала отпор. Она замолчала и стала разглядывать свою гостью, ее туфли, чулки, гребни в ее волосах, все детали ее одежды, будто стараясь ухватить все мелочи и тем самым приблизиться к ее внутренней жизни.
Наконец Рэчел положила фотографии, отошла к окну и заметила:
— Странно. Люди рассуждают о любви не меньше, чем о религии.
— Я хотела бы, чтобы вы сели и поговорили со мной, — сказала Эвелин с нетерпением.
Но Рэчел открыла окно, состоявшее из двух высоких створок, и выглянула в сад.
— Вот где мы заблудились в первый вечер, — сказала она. — Наверное, в тех кустах.
— Там забивают кур, — сказала Эвелин. — Отрубают им головы ножом — отвратительно! Но скажите, что…
— Я хотела бы осмотреть гостиницу, — перебила ее Рэчел. Она обернулась к Эвелин, все так же сидевшей на полу.
— Она такая же, как все остальные, — сказала Эвелин.
Возможно, это было и так, но в глазах Рэчел каждая комната, каждый коридор и каждый стул обладали своим характером. К тому же она больше не могла стоять на одном месте и медленно пошла к двери.
— Чего вы хотите? — спросила Эвелин. — С вами у меня такое чувство, как будто вы все время думаете о чем-то, но не говорите о чем… Скажите!
Но Рэчел не ответила и на эту просьбу. Она остановилась, положив пальцы на дверную ручку, будто вспомнив, что от нее ждут каких-то слов.
— Думаю, вы выйдете замуж за одного из них, — проговорила Рэчел, повернула ручку и закрыла дверь за собой. Она медленно пошла по коридору, ведя рукой по стене. Она не думала, куда ей направиться, а коридор мог привести только к окну и балкону, которыми он кончался. Рэчел посмотрела вниз на кухонные постройки, составлявшие изнанку гостиницы, которая была отделена от лицевой стороны лабиринтом низких кустов. Земля там была голой, по ней были разбросаны старые жестянки, а на кустах сушились полотенца и фартуки. То и дело наружу выходил официант в белом фартуке и выбрасывал отходы на кучу мусора. Две крупных женщины в хлопчатобумажных платьях сидели на лавке, перед ними стояли измазанные кровью оловянные подносы, а на коленях у них лежали желтые тушки. Они ощипывали птицу, переговариваясь. Вдруг во двор выскочила курица, она наполовину летела, наполовину бежала, спотыкаясь, преследуемая третьей женщиной, которой было никак не меньше восьмидесяти лет. Хотя старуха была совсем высохшая и нетвердо держалась на ногах, она не оставляла погони, подстрекаемая смехом женщин; на ее лице была ярость, на бегу она ругалась по-испански. Птицу пугали то хлопки в ладоши, то висящая на кусте салфетка, она носилась туда-сюда, поворачивая под острыми углами, и наконец влетела прямо в старуху, которая распахнула свои ветхие серые юбки, чтобы не упустить добычу, повалилась на курицу, а потом вытащила ее и, с победно-мстительным выражением лица, отхватила ей голову. Кровь и корчи жертвы приковали взгляд Рэчел, поэтому, хотя она знала, что кто-то подошел сзади и встал рядом, она не оборачивалась, пока старуха не уселась на лавку рядом с другими женщинами. Тогда она резко отвела взгляд, поскольку увиденное ею было отвратительно. Рядом с ней стояла мисс Аллан.
— Неприглядное зрелище, — сказала мисс Аллан. — Хотя, полагаю, это намного гуманнее, чем наш метод… Мне кажется, вы еще не были в моем номере, — добавила она и повернулась, вероятно ожидая, что Рэчел последует за ней. Рэчел так и сделала, потому что в каждом новом человеке видела надежду на разрешение мучившей ее тайны.
Все спальни в гостинице отвечали одному образцу, разве что одни были побольше, а другие поменьше: в каждой пол был выложен темно-красной плиткой, имелись высокая кровать, завешенная противомоскитным пологом, письменный стол и туалетный столик, а также пара кресел. Но, как только упаковку распечатывали, номера приобретали различия, так что номер мисс Аллан был совсем не похож на номер Эвелин. Здесь на туалетном столике не было ни разноцветных шляпных булавок, ни флакончиков с духами, ни узких изогнутых ножниц, на полу не стояла батарея туфель и ботинок всех сортов и мастей, а на стульях не висели шелковые юбки. В комнате царила безупречная аккуратность. Казалось, тут всего было по две пары. Зато письменный стол был завален рукописями и придвинут к креслу, на котором двумя стопками были сложены темные библиотечные книги с ворохом бумажных закладок в каждой. Мисс Аллан пригласила Рэчел зайти из любезности, решив, что та чего-то ожидает и ей нечего делать. Кроме того, она любила молодых девушек, потому что преподавала им, а еще она не раз пользовалась гостеприимством Эмброузов и была рада хоть немного отплатить тем же. Она оглядела комнату, ища, что бы показать Рэчел. В номере было не слишком много занятных вещиц. Мисс Аллан прикоснулась к рукописи.
— Эпоха Чосера, эпоха Елизаветы, эпоха Драйдена, — задумчиво проговорила она. — Я рада, что есть еще много эпох. Сейчас я на середине восемнадцатого века. Не присядете ли, мисс Винрэс? Кресло хотя и мало, зато крепко… Эвфуэс
[58]
. Зародыш английского романа, — добавила она, взглянув на другую страницу. — Вас подобные вещи интересуют?
Она смотрела на Рэчел по-доброму и просто, как будто была готова расстараться, лишь бы выполнить все ее желания. Благодаря этому выражению лицо мисс Аллан, обычно покрытое морщинами забот и размышлений, стало очень обаятельным.
— Ах нет, ведь ваше пристрастие — музыка, не так ли? — вспомнила она. — По моим наблюдениям, одно с другим не сочетается. Бывают, конечно, уникумы… — Она осмотрелась, что-то отыскивая, увидела банку на каминной полке и передала ее Рэчел. — Если засунете в эту банку палец, может быть, сумеете достать кусочек консервированного имбиря. Так вы уникум?
Но имбирь лежал на самом дне, и достать его было невозможно.
— Не беспокойтесь, — сказала Рэчел, когда мисс Аллан огляделась в поисках какого-нибудь орудия. — Скорее всего, я не люблю консервированный имбирь.
— Вы никогда не пробовали? — спросила мисс Аллан. — Тогда я считаю, что ваш долг — попробовать сейчас. А что, вы можете привнести в свою жизнь новое удовольствие, и поскольку вы еще молоды… — Она решила пустить в дело крючок для застегивания пуговиц. — Я взяла за правило пробовать все. Разве вам не кажется весьма огорчительным впервые попробовать имбирь на смертном одре и обнаружить, что он нравится вам больше всего на свете? Я бы крайне огорчилась — настолько, что, наверное, от одного этого выздоровела бы.
Наконец мисс Аллан удалось выудить кусок имбиря на кончике крючка. Она отошла, чтобы вытереть крючок, а Рэчел тем временем откусила от имбиря и сразу вскрикнула: