По морю прочь - читать онлайн книгу. Автор: Вирджиния Вульф cтр.№ 70

Рэчел попыталась напрячь силы и спросить: «Он сделал вам предложение?» — но вопрос был слишком тяжелым, и Эвелин заговорила дальше о том, что самые умные мужчины подобны женщинам, что женщины благороднее мужчин, — например, нельзя представить, чтобы такая женщина, как Лилла Харрисон, задумала какую-нибудь мерзость или имела какие-то низменные свойства.

— Вот бы вам с ней познакомиться! — воскликнула она.

Она стала намного спокойнее, и щеки у нее совсем высохли. Глаза приобрели обычное выражение энергичного жизнелюбия, и она, по-видимому, вполне забыла об Альфреде, Синклере и своих треволнениях.

— Лилла управляет лечебницей для алкоголичек на Дептфорд-Роуд, — продолжала Эвелин. — Она основала ее, организовала, все совершенно самостоятельно, и теперь это одно из крупнейших заведений подобного рода в Англии. Вы не представляете, что это за женщины и в каких семьях они живут. Но она целыми днями с ними. Я часто у нее бывала… В этом наша беда… Мы ничего не делаем. Вот вы что делаете? — спросила она, посмотрев на Рэчел со слегка иронической улыбкой. Рэчел почти не слушала, и выражение ее лица было отсутствующим и недовольным. Она ощущала равную неприязнь и к Лилле Харрисон с ее работой на Дептфорд-Роуд, и к Эвелин с ее бесконечными романами.

— Я играю, — сказала Рэчел, стараясь казаться вяло-безразличной.

— Вот именно! — засмеялась Эвелин. — Мы все только и делаем, что играем. Из-за этого женщины вроде Лиллы Харрисон, которая стоит двадцати таких, как вы и я, должны работать до изнеможения. Но мне надоело играть. — Она легла навзничь на кровать и протянула руки над головой. Так, вытянувшись, она казалась еще миниатюрнее, чем обычно. — Я собираюсь заняться делом. У меня есть великолепная идея. Послушайте, вы должны присоединиться. Я уверена, в вас есть многое, хотя выглядите вы… ну, как будто вы всю жизнь прожили в саду. — Она села и принялась рассказывать, жестикулируя: — В Лондоне я состою в одном клубе. Он собирается каждую субботу поэтому так и называется — «Субботний клуб». Предполагается, что мы должны разговаривать об искусстве, но мне надоело говорить об искусстве — какой в этом толк? При том, что вокруг происходит столько всего настоящего. Да и сказать-то об искусстве им особенно нечего. Так вот, я собираюсь заявить им, что мы довольно говорили об искусстве, пора для разнообразия поговорить о жизни. О том, что действительно влияет на жизнь людей, о торговле женщинами, об избирательных правах женщин, о законопроекте государственного страхования и так далее. И когда мы решим, что хотим делать, то сможем создать общество для выполнения этого… Я уверена, что если бы люди вроде нас взяли дело в свои руки, а не полагались бы на полицейских и судей, то мы смогли бы искоренить… проституцию, — она понизила голос на нечистом слове, — за шесть месяцев. Моя идея в том, что мужчины и женщины должны для этого объединиться. Мы должны выйти на Пиккадилли, остановить одну из падших бедняжек и сказать: «Послушайте, я ничем не лучше вас и не делаю вид, что я лучше, но вы же сами понимаете — то, чем вы занимаетесь, мерзко, а я не могу спокойно смотреть, как вы делаете мерзости, потому что внутри мы все одинаковые, и если вы делаете мерзости, то это затрагивает и меня». Об этом и мистер Бэкс говорил сегодня утром, и это верно, хотя вы, умные люди — вы ведь тоже умная, да? — не верите в это.

Когда Эвелин начинала говорить, мысли приходили к ней так быстро, что у нее не было времени выслушивать мнения других, — о чем она сама часто сожалела. Сделав паузу, слишком большую для вдоха, она продолжила:

— Не понимаю, почему члены Субботнего клуба не могли бы славно поработать в этом направлении. Конечно, нужна организация, кто-то должен посвятить всего себя, но я к этому готова. Мой принцип — сначала думать о людях, а абстрактные идеи как-нибудь сами обойдутся. В чем недостаток Лиллы — если у нее вообще есть недостатки, — она сначала думает о Трезвости, а о женщинах потом. В свою пользу я могу сказать одно: я не интеллектуалка, не имею способностей к искусству или чему-либо подобному, но я очень человечна. — Она соскользнула с кровати и уселась на полу, глядя на Рэчел. Она всматривалась в лицо Рэчел, будто пытаясь понять, какой характер за ним скрывается. Она положила руку на колено Рэчел. — Главное — быть человечной, правда? — продолжила она. — Быть настоящей, что бы там ни говорил мистер Хёрст. Вы настоящая?

Рэчел, как недавно и Теренс, почувствовала, что Эвелин находится слишком близко от нее, и в этой близости было что-то волнительное, хотя в то же время она была тягостна. Ей не пришлось искать ответа, потому что Эвелин опять спросила:

— Вы во что-нибудь верите ?

Чтобы избавиться от пронизывающего взгляда ясных голубых глаз и ослабить чувство физической неловкости, Рэчел отодвинула назад свой стул и воскликнула:

— Во всё! — И стала перебирать разные предметы: книги на столе, фотографии, растение с мясистыми листьями, покрытыми жесткими щетинками, которое стояло в глиняном горшке на подоконнике. — Я верю в эту кровать, в фотографии, в горшок, в балкон, в солнце, в миссис Флашинг, — сказала она, все так же не заботясь о действии произносимого ею, будто нечто в глубине души подстегивало ее говорить то, что обычно не говорят. — Но я не верю в Бога, не верю в мистера Бэкса, в сестру из больницы. Я не верю… — Она взяла фотографию и оборвала фразу, глядя на нее.

— Это моя мать, — сказала Эвелин. Она по-прежнему сидела на полу, обхватив колени, и с любопытством смотрела на Рэчел.

Рэчел задумалась над портретом.

— И в нее я не очень-то верю, — заметила она через некоторое время тихим голосом.

Миссис Мёргатройд действительно выглядела так, будто из нее высосали все силы; она сидела с ногами в кресле, жалостно выглядывая из-за шпица, которого прижимала к щеке, как будто защищаясь.

— А это мой папа, — сказала Эвелин: в рамку были вставлены две фотографии. Второй снимок запечатлел пригожего военного с яркими и правильными чертами лица и густыми черными усами; его рука покоилась на рукояти сабли; сходство между ним и Эвелин было несомненным. — Именно из-за них, — продолжила Эвелин, — я собираюсь помогать другим женщинам. Вы обо мне слышали, наверное? Они, видите ли, не были женаты; я, собственно, никто. Я нисколько этого не стыжусь. Во всяком случае, они любили друг друга, а этого большинство людей о своих родителях сказать не может.

Рэчел села на кровать, держа в руках две фотографии, и стала их сравнивать — мужчину и женщину, которые, по словам Эвелин, любили друг друга. Это интересовало ее больше, чем кампания по спасению несчастных женщин, которую Эвелин опять принялась описывать. Рэчел переводила взгляд со снимка на снимок.

— Что это такое, по-вашему, — спросила она, когда Эвелин на минуту замолчала, — любить?

— Вы что, никогда не любили? Хотя — достаточно посмотреть на вас, чтобы понять это. — Эвелин задумалась. — Я любила по-настоящему один раз. — Она погрузилась в воспоминания, отчего ее глаза потеряли энергичный блеск и в них проступило нечто близкое к нежности. — Это было божественно! Пока продолжалось. Плохо только то, что все быстро кончается, по крайней мере, у меня. В том-то и беда.