По морю прочь - читать онлайн книгу. Автор: Вирджиния Вульф cтр.№ 44

Она улыбнулась Рэчел — сочувственно, но с хитрецой.

— Похоже, им есть о чем поговорить, — сказала миссис Эллиот, со значением посмотрев вслед удаляющейся парочке. — Вы заметили тогда, на пикнике? Только он и сумел разговорить ее.

— Ее отец — очень интересный человек, — сообщила миссис Торнбери. — У него одна из крупнейших судовых компаний в Халле. Он весьма разумно ответил мистеру Асквиту на последних выборах, помните? Примечательно, что человек с его опытом — убежденный протекционист.

Она хотела бы поговорить о политике, которая интересовала ее больше, чем чья-то личная жизнь, но миссис Эллиот предпочитала обсуждать дела империи только в менее абстрактной форме.

— До меня доходят жуткие сообщения из Англии о крысах, — сказала она. — Моя золовка живет в Норидже, так она пишет, что стало небезопасно покупать птицу. Из-за чумы — ею болеют крысы, а от них заражаются и другие животные.

— И местные власти не принимают должные меры? — спросила миссис Торнбери.

— Об этом она умалчивает. Но пишет, что образованные люди ведут себя крайне безразлично, — а уж они-то должны понимать, что к чему. Конечно, моя золовка из этих современных женщин, которые во всем принимают участие, знаете — многие ими восхищаются, хотя не понимают их, во всяком случае, я — не понимаю. Впрочем, у нее железное здоровье.

Миссис Эллиот вздохнула, вспомнив о собственной болезненности.

— Какое подвижное лицо, — сказала миссис Торнбери, взглянув на Эвелин М., которая остановилась недалеко от них, чтобы приколоть к груди алый цветок. Он не хотел держаться, и Эвелин с жестом нетерпения воткнула его в петлицу своего кавалера. Это был высокий меланхолический юноша, принявший подарок, как рыцарь принял бы талисман от своей дамы.

— Очень утомительно для глаз, — пожаловалась миссис Эллиот, понаблюдав несколько минут за желтым кружением, почти все участники которого были ей неизвестны ни по имени, ни в лицо. Вырвавшись из толпы, к дамам подошла Хелен и подвинула свободный стул.

— Можно посидеть с вами? — спросила она, улыбаясь и часто дыша. — Наверное, мне должно быть стыдно, — продолжила она, садясь, — в моем-то возрасте.

Она была румяна и оживлена, поэтому ее красота казалась особенно яркой, и обеим дамам захотелось прикоснуться к Хелен.

— Я просто наслаждаюсь. — Она никак не могла отдышаться. — Движение — это так прекрасно, не правда ли?

— Я много раз слышала, что для хорошего танцора ничто не может сравниться с танцем, — сказала миссис Торнбери, глядя на нее с улыбкой.

Хелен слегка раскачивалась, будто сидела на пружинах.

— Я могла бы танцевать вечно! — воскликнула она. — Зря они себя сдерживают! Надо прыгать, скакать, летать! Только посмотрите, как они топчутся!

— Вы видели этих чудесных русских танцоров? — начала миссис Эллиот, но Хелен заметила, что к ней идет ее кавалер, и встала, как встает луна. Она уже протанцевала половину зала, когда дамы оторвали от нее взгляды, поскольку не могли не восхищаться ею, хотя им и казалось немного странным, что женщине ее возраста так нравится плясать.

Как только Хелен на минуту осталась одна, к ней тут же подошел Сент-Джон Хёрст, выжидавший такой момент.

— Вы не могли бы посидеть со мной? — спросил он. — Я совершенно не способен к танцам. — Он увел Хелен в угол, где стояли два кресла, создававшие некое подобие интимности. Еще несколько минут после того, как они сели, Хелен не могла говорить, находясь под влиянием танца.

— Поразительно! — воскликнула она наконец. — Как она представляет собственное тело? — Замечание касалось проходившей мимо дамы, которая скорее ковыляла, чем шла, опираясь на руку толстяка с пухлым белым лицом и зелеными глазами навыкате. Поддержка была ей необходима, поскольку она была очень полной и так затянута, что верхняя часть тела значительно выдавалась вперед, а ноги могли только семенить маленькими шажками из-за крайней узости юбки. Само же платье состояло из небольшого куска блестящего желтого шелка, беспорядочно украшенного круглыми бляшками из бисера голубого и зеленого цвета, и должно было имитировать грудь павлина. На вершине прически, напоминавшей средневековый замок, торчало лиловое перо, а короткая шея была обхвачена черной бархатной лентой, усеянной драгоценными камнями; золотые браслеты врезались в плоть ее жирных рук, облаченных в перчатки. У нее было лицо нахального и жизнерадостного поросенка, усеянное красными пятнышками, которые проступали сквозь пудру.

Сент-Джон не мог рассмеяться вместе с Хелен.

— Отвратительно, — сказал он. — Меня от всего этого тошнит… Представьте, что в головах у этих людей, что они чувствуют. Вы не согласны?

— Каждый раз даю себе клятву не ходить ни на какие сборища, — ответила Хелен. — И всегда нарушаю.

Она откинулась на спинку кресла и насмешливо посмотрела на молодого человека. Она видела, что он искренне рассержен, но в то же время слегка взволнован.

— Впрочем, — сказал он, возвращаясь к своему бодрому тону, — наверное, с этим надо просто смириться.

— С чем?

— На свете никогда не будет больше пяти человек, с которыми стоит общаться.

Постепенно румянец и оживление сошли с лица Хелен, и она стала спокойной и внимательной, как всегда.

— Пять человек? Признаюсь, я встречала больше.

— Вам очень повезло, — сказал Хёрст. — Или мне очень не повезло. — Он помолчал, а потом вдруг спросил: — По-вашему, со мною очень трудно общаться?

— Это можно сказать обо всех умных людях, когда они молоды, — ответила Хелен.

— Да, конечно, умен я исключительно, — сказал Хёрст. — Я бесконечно умнее Хьюита. Возможно, — продолжил он, как будто говоря о ком-то другом, — я стану одним из тех, кто действительно определяет жизнь общества. Это, конечно, совсем другое, чем быть умным, но нельзя ожидать от близких, чтобы они это понимали, — добавил он с горечью.

Хелен решила, что имеет право на вопрос:

— А с близкими вам тоже трудно?

— Невыносимо… Они хотят, что бы я стал пэром и членом Тайного совета. Я уехал сюда отчасти и для того, чтобы это как-то утряслось. Я должен решить: либо пойти в адвокатуру, либо остаться в Кембридже. Конечно, и то и другое меня не совсем устраивает, но, пожалуй, Кембридж все-таки предпочтительнее. Вот из-за этого всего. — Он указал рукой на переполненный зал. — Отвратительно. Я понимаю, какую огромную силу имеют личные привязанности людей. Конечно, я не так этому подвержен, как Хьюит. К некоторым людям я, признаться, испытываю большую симпатию. Ну, например, моя мать достойна каких-то добрых слов, хотя во многих отношениях она весьма удручает… В Кембридже, разумеется, я неизбежно стану одним из самых видных людей, но есть кое-какие причины, по которым Кембридж меня ужасает… — Хёрст умолк, а потом спросил: — Я кажусь вам кошмарным занудой? — Только что он был другом, изливающим душу, но внезапно превратился в любезного молодого человека на светском приеме.