Немой миньян - читать онлайн книгу. Автор: Хаим Граде cтр.№ 2

Но когда из куска дубового дерева потом получился готовый лев с гривой и четырьмя лапами, Матля тоже удивлялась: откуда это умеет ее муж? Ведь другие столяры считают его болваном и дразнят раззявой. Эльокум положил вырезанную из дерева фигурку в полотняный мешочек и отправился в бейт-мидраш реба Исроэлки, что рядом с Виленкой. Обыватели стояли там в кружок и болтали между предвечерней и вечерней молитвами. Столяр вынул из мешочка свою работу и рассказал евреям, что он сделал ее для их бейт-мидраша. Он как-то проходил мимо, его зазвали десятым в миньян, и он увидел, что над священным ковчегом здесь нет львов.

— Львов? Приходите сюда зимой, нет даже дров для отопления. Кому же придут в голову львы? — удивлялся служка.

Но другой еврей вмешался и сказал, что дрова тут ни при чем. Дрова — это одно, а украшения над священным ковчегом — совсем другое дело. А когда еврей приносит в подарок для бейт-мидраша льва, надо взять и сказать спасибо.

— А кто мне заплатит за работу? — спросил столяр.

Увидев, что евреи смотрят на него с удивлением, Эльокум Пап поспешил их успокоить, что он ограничится десятью злотыми. Если бы он в это время занимался сколачиванием скамеек, он бы заработал вдвое больше.

Евреи посмотрели на него с еще большим удивлением, а служка рассмеялся: — Вы только послушайте! За десять злотых можно было бы закупить незнамо сколько дров на зиму!

Еще один сказал, что самое большее бейт-мидраш может заплатить за материал — сколько стоит дерево; а третий обыватель утверждал, что если за деньги, так он видел и лучшую работу. «Что вы видели?» — злобно спросил столяр. Знаток ответил, что он видел львов, и они выглядят как живые. Они стоят не на четырех, а на двух задних лапах, хвосты искусно закручены и подняты. С головы и до половины спины они покрыты гривами, а из их пастей высовываются огненные языки. Вот это настоящие львы!

От растерянности Эльокум Пап потерял дар речи. Но тот еврей, который раньше с ним разговаривал, снова его утешил, что его лев как раз красивый. Спору нет. Но один в поле не воин. Пусть он сделает еще одного льва, а также доску с десятью заповедями, тогда доску вместе со львами установят над ковчегом в качестве украшения. А деньги не вопрос. Староста бейт-мидраша любит такие вещи, а лишний злотый для него роли не играет. Староста приходит каждое утро на молитву.

— Доску с десятью заповедями я еще не научился вырезать, — пробормотал столяр.

Но советчик ободрил его, что, мол, ничего, он и это сделает. Эльокум Пап пошел домой и заговорил с женой тоном победителя. Ну, кто был прав? Молельня реба Исроэлки, что у Виленки, заказала ему еще одного льва и скрижали Моисеевы. И заработает он гораздо больше, чем сколачивая простые табуретки. Так что она теперь скажет? И Матле действительно нечего было сказать. Просияв от счастья, она согласилась, что поскольку он умеет, ему позволительно быть резчиком. Мастера больше уважают, да и заработок его выше.

Эльокум Пап потратил немало времени и испортил много дубовых досок, прежде чем ему удалось вырезать еще одного льва, который казался ему близнецом первого. Только тогда он взялся за скрижали с десятью заповедями. Он облазил все молельни, подолгу стоял с задранной головой, разглядывая скрижали на ковчегах, пока не решил, что из каждой заповеди он вырежет только первые два слова, как это делают другие резчики. И вот из большого Пятикнижия он начал перерисовывать буквы на обструганную доску, вырезать их ножом, шкурить наждачной бумагой, полировать, покрыв лаком. Поскольку работа продолжалась долго, а жена ему всю плешь проела, говоря, что дети хотят есть, он закончил пару длинных лестниц, которые заказали у него маляры. При этом он злобно бурчал: «Тоже мне работа. Лестницы! Знай себе пили доски да забивай гвозди — и ничего больше. Тоже мне премудрость!» Но когда он закончил скрижали и вместе со львами поставил их на стол, чтобы рассмотреть, и он, и Матля были счастливы.

На этот раз Эльокум пошел в молельню реба Исроэлки, что у Виленки, к утренней молитве, когда можно встретить старосту. Молящиеся только начинали. Еще можно было перекинуться словом. Они окружили резчика и с любопытством смотрели на его мешок.

— Вот он, этот еврей со львами, — прошептал кто-то у восточной стены старосте.

— Вот этот мужик с картошкой? — переспросил староста трубным голосом и направился к столяру.

Эльокум Пап увидал перед собой бородатого, высокого, широкоплечего еврея с круглым лицом и мягким ртом с большими, толстыми губами.

Львы и скрижали переходили из рук в руки. Евреи вертели поделки и постукивали по ним пальцами, как постукивают по тарелкам, чтобы услышать звон чистого фарфора. Молящиеся не высказывали своего мнения — ни хорошего, ни плохого — ждали, что скажет староста. Но прежде чем староста открыл рот, старый служка еще раз осмотрел доску с десятью заповедями и увидел два слова, вырезанных под каждой из скрижалей.

— Что тут написано? — спросил он.

— Мое имя, — ответил столяр. — Я вырезал здесь свое имя: Эльокум Пап, чтобы знали, что я мастер.

— Вы? Вы? — Некоторые время служка не мог выговорить ни слова. — Это вы дали десять заповедей на горе Синайской? Моисей, учитель наш, не поставил своего имени на десяти заповедях, а вы поставили свое имя?

Евреи засмеялись, а староста прикрикнул:

— Что вы разговариваете с этим придурком? Давайте молиться!

Только один мягкосердечный еврей, тот самый, который советовал столяру сделать скрижали, снова вмешался: пусть будет без скрижалей! Ведь десять заповедей записаны в святой Торе, а свитков Торы в ковчеге хватает — вот бы так же всегда хватало евреев для миньяна. Так давайте возьмем у ремесленника львов и покончим с этим делом.

— Хорошо, — согласился столяр. — Я вырежу свое имя Эльокум Пап на львах, поставьте их наверху над ковчегом и делу конец.

— Кто вы такой? Банкир Бунимович, чтобы ваше имя было вырезано в нашем бейт-мидраше? Да еще над ковчегом ему хочется, придурку! — заорал староста и погнал евреев приниматься за молитву, ибо день не стоит на месте.

Каждый из молящихся раскачивался в своем уголке, лишь столяр все время стоял окаменев. После молитвы, когда евреи заторопились к выходу, Эльокум Пап загородил им дорогу. Хорошо, сказал он, пусть его имя не будет вырезано даже на львах. Главное, чтобы их установили на ковчеге, а ему заплатили за работу.

— А даром я их возьму? — отпихнул его от входа староста. — Один лев так похож на другого, как сума замарашки на луну. Пойдемте, евреи.

Когда муж принес свой мешок с поделками назад, сияющее лицо Матли сразу погасло.

— Проклятие старосте и его прихвостням, — прорычал Эльокум Пап и принялся за работу.

Целую неделю он не выходил из мастерской, пилил и строгал доски, склеивал планки и забивал гвозди. Скамейки, столы и полки буквально росли у него в руках. Но чем больше он работал, тем мрачнее становился. Он мало ел, молчал как бревно и даже не смотрел на дочерей. Лишь каждый раз, когда ему на глаза попадались львы, валяющиеся в стружках, он бормотал: