Говардс-Энд - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Форстер cтр.№ 7

Дело было в том, что Хелен влюбилась, но не в одного человека, а в семью.

Еще до приезда Пола она была настроена на его волну. Ее завораживала энергия Уилкоксов, в ее отзывчивом сознании появились новые замечательные образы. Быть целый день с ними на открытом воздухе, спать ночью под их крышей казалось ей наивысшим блаженством. Она полностью отказалась от собственного «я», что нередко бывает прелюдией к влюбленности. Хелен нравилось подчиняться мистеру Уилкоксу, Иви, Чарльзу; нравилось, когда ей говорили, что ее представления о жизни несамостоятельны и умозрительны, что равенство — чепуха, избирательное право для женщин — чепуха, социализм — чепуха, Искусство и Литература, кроме тех случаев, когда они способствуют укреплению характера, тоже чепуха. Один за другим фетиши Шлегелей низвергались, и хотя Хелен делала вид, что защищает их, в глубине души она испытывала радость. Когда мистер Уилкокс сказал, что один разумный предприниматель приносит миру больше пользы, чем дюжина общественных реформаторов, она не охнув проглотила это курьезное утверждение и с наслаждением откинулась на спинку сиденья в его автомобиле. Когда Чарльз сказал: «Зачем так вежливо обращаться со слугами? Они этого не понимают», — она не ответила ему по-шлегелевски: «Если они не понимают, то я понимаю». Нет, она дала себе обещание в будущем со слугами не миндальничать. «Я вся опутана ханжеством, — подумала она, — и мне будет только полезно, если с меня сорвут эти путы». Все, что она думала или делала, все, чем дышала, оказалось постепенной подготовкой к встрече с Полом. Пол был неизбежен. У Чарльза была другая девушка, мистер Уилкокс был слишком стар, Иви слишком молода, миссис Уилкокс слишком необычна. Вокруг отсутствующего брата она стала создавать романтический ореол, озарять его сиянием этих счастливых дней, предчувствуя, что в нем она скорее всего найдет свой идеал полнокровного, земного человека. Иви сказала, что Хелен и Пол примерно одних лет. По общему мнению, Пол был красивее своего брата. Он, несомненно, был и лучшим стрелком, хотя хуже Чарльза играл в гольф. И когда Пол приехал, раскрасневшийся от радостного возбуждения после сдачи экзамена и готовый флиртовать с любой хорошенькой девушкой, Хелен готова была к встрече с ним, ждала его, и в воскресенье вечером уже не могла оторвать от него взгляда.

Пол рассказывал о своем скором изгнании в Нигерию, и ему следовало бы не прерываться и дать гостье время овладеть собой. Но ему льстила ее вздымающаяся грудь. Страсть показалась возможной, и он стал страстным. Что-то в глубине души шептало ему: «Эта девушка позволит тебе ее поцеловать, другого такого шанса может не выпасть».

Вот как «все это произошло», или же, скорее, как Хелен описала случившееся сестре, проявляя куда меньше сочувствия к этой любви, чем я. Но поэзия поцелуя, его чудо и волшебство, воцарившееся потом в ее жизни на долгие часы, — кто способен их описать? Как легко англичанину насмехаться над подобными случайными встречами двоих! Островной циник, а с ним и островной моралист, в равной мере могут поупражняться здесь в своих критических талантах. Как легко говорить о «минутном чувстве», забыв, каким ярким оно было, прежде чем «миновало»! Наше непроизвольное желание посмеяться над ним и забыть по сути своей верно. Мы осознаем, что одних чувств недостаточно, что мужчины и женщины — это люди, способные на продолжительные отношения, и испытывают не только яркие, словно электрический разряд, вспышки эмоций. И все-таки мы слишком переоцениваем свое желание посмеяться и забыть. А потому и не признаем, что такие банальные встречи могут вдруг распахнуть перед нами райские врата. Как бы то ни было, Хелен не суждено было испытать более глубокого переживания в жизни, чем объятия этого юноши, который сам оказался как будто и ни при чем. Он увлек ее из дома, где было светло и существовала опасность неожиданного вторжения, и повел по знакомой тропинке к огромному шершавому вязу, где они и остановились, прислонившись к похожему на колонну стволу Скрытый в темноте мужчина прошептал ей: «Я тебя люблю» — как раз тогда, когда Хелен так хотелось любви. Со временем образ стройного юноши стерся из ее памяти, но сцена, возникшая по его воле, осталась с ней навсегда. За все последующие годы, в которые произошло столько разных событий, ей так никогда и не пришлось пережить ничего подобного.

— Понимаю, — сказала Маргарет, — по крайней мере настолько, насколько в таких вещах вообще можно что-то понять. Теперь расскажи, что случилось в понедельник утром.

— Все кончилось в одно мгновение.

— Каким образом, Хелен?

— Я все еще была счастлива, когда одевалась, но когда спускалась по лестнице, начала нервничать, а войдя в столовую, поняла, что ничего хорошего меня не ждет. Там была Иви — не могу объяснить… — она возилась с большим фарфоровым чайником для кипятка, а миссис Уилкокс читала «Таймс».

— А Пол там был?

— Да. Чарльз говорил с ним об акциях и облигациях, и Пол чего-то боялся.

С помощью незначительных деталей сестры могли многое сказать друг другу. Маргарет увидела в этой сцене притаившийся ужас, и следующая фраза Хелен ее не удивила.

— Знаешь, когда такой человек выглядит испуганным, это очень страшно. Если мы с тобой чего-то боимся, то это в порядке вещей, или если боятся какие-нибудь другие мужчины, например отец. Но чтобы так испугался человек его склада! И когда я увидела, что все остальные такие спокойные, а Пол с ума сходит от страха, что я скажу что-нибудь не то, мне на мгновение почудилось, что все семейство Уилкоксов — обман, этакая стена из газет, автомобилей и гольф-клубов, и что если она рухнет, то за ней я не найду ничего, кроме ужаса и пустоты.

— Я так не думаю. Уилкоксы произвели на меня впечатление людей искренних, особенно миссис Уилкокс.

— Да и я тоже не думаю. Но Пол с виду был такой сильный. А всякие неожиданности только усугубили ситуацию, и я поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет — никогда. После завтрака, когда остальные пошли тренировать удары, я сказала ему: «Мы просто потеряли голову», — и он сразу повеселел, хотя и ужасно смутился. Стал говорить, что для женитьбы у него нет денег. Но ему было тяжело продолжать и я прервала его. Тогда он сказал: «Я должен попросить у вас прощения, мисс Шлегель: не понимаю, что на меня нашло вчера вечером». — «И я не знаю, что на меня нашло, — сказала я. — Не будем об этом». Мы расстались, но тут я вспомнила, что накануне написала тебе, и снова испугала Пола. Я попросила его послать за меня телеграмму, потому что он понял, что ты приедешь или что-нибудь в этом роде. Он попытался взять машину, но она понадобилась Чарльзу и мистеру Уилкоксу, чтобы ехать на станцию, и тогда Чарльз сказал, что может послать телеграмму, а мне пришлось сказать, что телеграмма не столь уж важна, потому что и Пол, и Чарльз могли ее прочесть, и хотя я переписывала ее несколько раз, Пол все время говорил, что люди заподозрят неладное. В конце концов, он сам ее отправил, сделав вид, что пошел за патронами, но из-за всех этих проволочек телеграмма попала на почту слишком поздно. Это было самое кошмарное утро. Пол злился на меня все больше и больше, а Иви без конца болтала про крикет, так что я чуть не взвыла. Не понимаю, как я терпела ее столько дней. Наконец Чарльз с отцом отправился на станцию, и я получила твою телеграмму, в которой ты меня предупреждала, что тетушка Джули прибывает этим же поездом, и Пол — о, какой ужас! — сказал, что я все испортила. Но миссис Уилкокс знала.