Царь Иисус - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Ранке Грейвс cтр.№ 59

— Кто этот мальчишка? — спросил начальник стражи.

— Его привел Офний, мой господин. Начальник стражи нахмурился.

— Ты случайно не сын Иосифа из Еммауса? — спросил он.

— Мой отец когда-то жил в Еммаусе. Его зовут Иосиф, сын Илии. Теперь он живет в галилейском Назарете.

— Да, правильно. Мне очень жаль, но мы должны тебя арестовать.

— Господин, сюда идет Офний со свидетелями, — сказал левит.

Вошли первый и второй книжники в сопровождении молодого мужчины с чернильницей, висевшей у него на поясе. Четыре драхмы скользнули из руки первого книжника в руку Офния, и, ухмыляясь, он возвратился на свой пост у ворот.

Второй книжник явно чувствовал себя неловко.

— Ты понимаешь, господин, — сказал он, — мы не хотим, чтоб это дело стало достоянием гласности. Мы не хотим скандала. Ты не мог бы предоставить нам какую-нибудь комнату?

— Пожалуйста, ученый муж.

Когда Иисуса привели в другую комнату, начальник стражи ласково сказал ему:

— Ты уже не ребенок и кое-что знаешь из Закона. Иисус поклонился.

— Тебя величают Иисус, сын Иосифа из Назарета, прежде из Еммауса, и его жены Мариам?

— Да.

— Ты всегда жил с ними?

— С самого рождения. Я родился в Вифлееме-Еф-рафе.

— Почему там?

— Мой отец повез мать в Вифлеем, когда ей подошел срок рожать. Он из дома Давидова, поэтому хотел, чтоб я родился на земле его предков. В том году умер царь Ирод, а я родился за четыре месяца до его смерти.

— Кто родители твоей матери?

— Ее отец — Иоаким из Кохбы, наследник. Он умер в бедности, но состоял в Храмовой страже.

— Ты хорошо читаешь?

— Да, с помощью Создателя.

— Тогда читай!

Это был лист, вырванный из книги казначейских записей, с брачным контрактом, подписанным Иосифом, сыном Илии из дома Давида и колена Иуды, родившимся в Еммаусе, и Симоном, сыном Боефа, первосвященником и опекуном Мариам, дочери жителя Кохбы Иоакима-наследника и его жены Анны. Документ датирован десятью месяцами до рождения Иисуса, однако получение десяти шекелей отмечено четырьмя месяцами позже. И там же была приписка совсем мелкими, еле заметными буквами: «Не хватает полшекеля».

Писец сказал, что приписка сделана рукой тогдашнего первосвященника.

— Запись совершенно необычная, правда, я нашел все-таки запись о недостающем полшекеле. Он был послан из Александрии самим первосвященником уже после его смещения царем Иродом. Это на другой странице. Запись сделана через месяц после смерти царя Ирода.

Иисус побледнел и спросил:

— Вы думаете, мой отец Иосиф не был мужем моей матери до того, как она родила его сына?

— Его сына или не его… — ответил начальник стражи. — Я сам наводил справки. Твоя мать вроде была похищена разбойниками сразу после подписания контракта и пробыла у них месяца три. Наверно, это объясняет, почему Иосиф поначалу не хотел вносить последние полшекеля. Ладно, мальчик, не хочу тебя огорчать, но я должен действовать по Закону. Есть правило, придуманное не мной, а Моисеем, которое я должен исполнять. Ни один человек, рожденный вне брака, не имеет права ступать на священную землю Храма. Наказание — смертная казнь. Ты пришел сюда по неведению. Я вижу, что по неведению. Поэтому я никому ничего не скажу, хотя первосвященник Анна должен об этом знать. Но пока ты не докажешь, что ошибся в дне своего рождения или что родился в законном браке, я не могу пускать тебя в Храм. Ты слышишь, я не называю тебя незаконнорожденным и не имею права делать это, потому что не знаю в точности, когда ты родился.

— Придется мне самому осудить себя, — сказал Иисус. — Я знаю, что родился за четыре месяца до смерти царя Ирода. В день зимнего солнцестояния. Моя мать часто говорила мне об этом.

Второй книжник взволнованно сказал первому, который улыбался с видом победителя:

— Возьми мой новый вышитый плащ. Ты выиграл пари. Скалься, как собака. Бегай в нем по городу. Я бы скорее замерз до смерти, чем взял бы сегодня твой плащ, потому что сегодня ты совершил худшее дело в своей жизни, и если я больше никогда не увижу тебя, то не очень огорчусь. Пойдем со мной, мальчик, будь гостем в моем доме, пока не захочешь вернуться к своим родителям в Галилею. Ты хороший мальчик, и разве не просвещенный Гиллель (благословенна его память) сказал, и сказал совершенно справедливо: «Мудрый незаконнорожденный лучше невежественного первосвященника».

Иисус рухнул на пол с искаженным от боли лицом.

На другой день Иисус еле слышно сказал книжнику, который от всей души позаботился о нем:

— Просвещенный человек, ты оказал бы мне большую услугу, если бы послал одного из своих слуг за ветками оливы-, долотом и деревянным молотком.

— Зачем, мальчик?

— Хочу посмотреть, не забыли ли мои руки ремесло, которое отныне будет кормить меня, потому что мне уже никогда не стать книжником. Вчера словно белое облако обволокло мой мозг, и я не могу вспомнить даже самый простой текст из Писания, которое, как я думал, буду помнить всю жизнь. Долото, молоток и оливу.

Когда ему принесли все, он убедился, что не забыл свое ремесло, и воздал хвалу Богу.

— Ты был добр ко мне, просвещенный муж, — сказал он. — Но сделай еще одно доброе дело, отпусти со мной своего слугу, чтоб он немного проводил меня, а то я не уверен, что не заблужусь.

— Если хочешь, он проводит тебя до самого дома.

Иисус отправился в Галилею и распростился с провожавшим его слугой, только когда увидел свой дом. Он ничего не сказал ни матери, ни отцу о том, что случилось в Иерусалиме. Не мог заставить себя. К тому же он не хотел отлучать себя от синагоги из-за незаконного рождения, ибо Закон гласит, что ни один человек не должен оставаться вне религиозного общения из-за проступков далеких или недалеких предков.

Главным признаком его духовного смятения было то, что он читал положенные в тот или иной день тексты Писания, но ни с кем не обсуждал их. Работал он все более усердно и к родителям был предупредителен, как никогда. Свершившуюся в нем перемену не заметить было невозможно, и жители Назарета и Вифлеема даже обрадовались, что он уже не чудо-ребенок, а нормальный ученик плотника. Раньше он пугал их своими знаниями, своей независимостью и своей проницательностью.

— Бывает, — говорили старики. — Мальчики меняются, когда наступает время возмужания. Посетивший его дух улетел прочь и больше не вернется. Помнится, в Кане во времена наших дедов жил потомок Иссахара, который затмевал знаниями всех греческих знатоков астрономии и математики, учивших в университете в Гадаре. Цифры, цифры, цифры. Они служили ему как магические знаки. А потом наступила мужская зрелость, дух улетел, мальчик же впал в тоску и, опозорив дом отца, лишил себя жизни.