Этот приказ почти дословно повторял те указания, которыми он напутствовал своих людей во время переправы через Гогру, и в полной мере отражал основные принципы, которых придерживался сам Бабур, вынужденный уже тридцать лет вести непрерывные боевые действия.
На обратном пути предстояло переправляться через реки, разлившиеся после дождей. В эти суматошные дни он заносит в дневник лишь обрывочные наблюдения, описывая свое путешествие на борту «Полезного», превращенного в его командный пункт, сообщает о том, что в последнюю ночь Рамазана на затянутом тучами небе так и не показалась молодая луна
[56]
, о том, как ночную стоянку на острове затопила разлившаяся река и всем пришлось перебираться на другой остров, и о встрече с рыбаками, – увидев, что они ловят рыбу голыми руками, приманивая ее зажженным над водой факелом, Бабур последовал их примеру и тоже занялся рыбной ловлей.
«Успокоившись относительно положения дел в этих краях, мы в канун вторника, через один гари после третьего паса, спешно выступили в Агру. На следующий день, пройдя шестнадцать курухов пути, мы около полудня остановились в уделе Баладар, зависящем от Калпи. Задав коням ячменя, мы выступили в час вечерней молитвы. В эту ночь мы прошли тринадцать курухов и к концу третьего паса стали лагерем у могилы Бахадур-хана Сирвани в уделе Сугандпур в Калпи. Мы поспали там и выступили после утренней молитвы; пройдя шестнадцать курухов, мы в полдень достигли Атавы. Махди-ходжа прибыл нам навстречу. После первого вечернего паса мы вышли оттуда и, немного поспав по дороге, пришли в Фатхпур в Рапари, пройдя шестнадцать курухов. На следующий день в час полуденной молитвы мы снова выступили из Фатх-пура и, пройдя семнадцать курухов пути, во время второго ночного паса пришли в сад Хашт-Бихишт в Агре.
В пятницу утром Мухаммед Бахши и еще кое-кто пришли засвидетельствовать свое почтение. Около полуденной молитвы я переправился через Джамну… после этого я поехал в крепость и повидался с госпожами, моими тетками.
Один огородник из Балха, которого я поставил, чтобы сажать дыни, вырастил несколько дынь и теперь принес их мне. Очень хорошие оказались дыни. Я посадил в саду Хашт-Бихишт несколько кустов винограда. Шейх Гуран тоже прислал мне корзину винограда; неплохой был виноград. В общем я был очень доволен, что в Хиндустане оказались такие дыни и виноград.
В ночь на воскресенье, после второго паса, прибыла Махам. Мы отправились к войску десятого числа месяца первой джумады. По странному совпадению обстоятельств Махам покинула Кабул в этот самый день».
После неистовой скачки – за 48 часов он преодолел расстояние в 156 миль – Бабур вернулся в Агру как раз вовремя, чтобы успеть встретить свое семейство, выехавшее из Кабула пять месяцев назад.
С этого момента, – очевидно, также по странному совпадению обстоятельств, – воспоминания сводятся к разрозненным записям, иногда датированным определенным числом. Из них становится известно, что во время поединка борцов прибыл Чин Тимур, а Рахимдад, правитель Гвалияра, был заподозрен в предательстве, и Бабур уже намеревался выехать к нему, но отказался от своего намерения благодаря вмешательству Халифы. Однако в дневнике нет никаких сведений ни о Хумаюне, – за исключением упоминания подарков, которые привезла для него Махам, – ни о Хиндале (после того как Хумаюн втайне от отца вызвал его к себе в Бадахшан). Последняя запись датируется 7 сентября 1529 года: «…Рахимдад получил полное прощение за свое преступление. Чтобы рассеять его опасения, я во вторник, пятого зу-ль-хиджже, послал в Гвалияр Hyp-бека [того самого, что доставил Бабуру семена лотоса и виноград]».
Этими словами заканчивается повествование Тигра. О дальнейших событиях рассказывает в своих воспоминаниях Гульбадан, а также некоторые историки, как, например, Хондемир, нашедший себе приют при дворе падишаха великого Хиндустана. В то время Гульбадан находилась в доме отца, и в ее воспоминаниях отразилось восприятие последних событий глазами женской половины дворца.
В семью приходит Смерть
Не приходится сомневаться, что именно счастье от встречи с отцом придавало сил девочке, оказавшейся в новом и чужом для нее месте. Во время нескончаемого путешествия под охраной вооруженных воинов ее сердце переполнял страх от предстоящего знакомства с царственным родителем, однако, после того, как он заключил ее в свои объятия, она прониклась к нему крепкой привязанностью, свойственной детям ее возраста.
В тот период, пока высокородное семейство обживалось на новом месте, Гульбадан особенно остро нуждалась в поддержке, – девочку разлучили с ее матерью, Дильдар, а также и с братом Хиндалом; она находилась под опекой Махам, которая была подвержена приступам мрачного настроения и раздражалась, стоило ее о чем-нибудь попросить. Особенное негодование вызывали у нее две юные чужестранки из гарема Агры. Это были светлокожие черкешенки, гордо встряхивавшие своими распущенными волосами и не обращавшие никакого внимания на Махам, что объяснялось их положением любимиц падишаха, а также тем, что их прислал ему не кто иной, как сам шах Тахмасп, государь Персии. У них были имена-перевертыши, Гульнар и Наргуль
[57]
. По ночам они часто исчезали из гарема, вызванные в покои падишаха.
Гнев, который вызывали у Махам черкешенки, не отвлекал ее от других проблем, частично связанных и с Гульбадан. Разлука с Хумаюном мучила ее до тех пор, пока она не отправила ему письмо с приглашением прибыть ко двору Агры. Встретившись с супругом после долгих лет разлуки, Махам обнаружила в нем несомненные признаки помрачения ума, – он изнурял себя постоянными походами и сражениями, лечил нарывы с помощью адского настоя перца и отдавал несомненное предпочтение Аскари – сыну другой женщины. Все это пугало Махам, которая не могла похвастаться таким же благородным происхождением или образованностью, как Ханзаде и старшие тетки. Все эти годы, проведенные в Кабуле, она была одинока в кругу своей семьи и все еще горевала о сыне, который умер при рождении три года назад, – теперь она стала суеверной и совсем потеряла голову, инстинктивно ощущая, что над ее семьей, достигшей небывалого величия, нависла некая угроза, близости которой Бабур не замечает. Гульбадан едва ли осознавала, что происходит вокруг нее, однако, несомненно, чувствована настроение Махам. Боясь навлечь на себя гнев Махам, она вынуждена была скрывать порывы восторга, охватывавшие ее при встречах с несравненным отцом. И однажды Гульбадан стала свидетельницей того, как Махам обратилась к ее царственному родителю с тщетными увещеваниями.
«Все эти годы, что мой отец провел в Агре, каждую пятницу он отправлялся навестить своих теток [они прибыли к его двору раньше остального семейства]. Однажды стояла необычайная жара, и Госпожа воскликнула: «Ветер такой знойный – что, если вы не поедете к ним в эту пятницу. Госпожи не станут сердиться». Его Величество ответил: «Махам! Меня удивляют ваши слова. С ними нет ни отца, ни братьев. Если я не позабочусь о них, кто сделает это вместо меня?»