Тридцатого августа передовые посты Волконского и Бенкендорфа добрались до Воронцова, остальные застряли в Велькине. Подкрепление, посланное Кутузовым, прибыло поздно вечером в Звенигород. Винценгероде приказал ждать его там, отправясь с драгунским полком искать выгодную позицию для защиты города. Бенкендорфу он поручил с тремя новыми казачьими полками прикрывать в случае чего отступление и следовать по горам, идущим цепью с левой стороны дороги из Рузы в Звенигород.
Тридцать первого августа на горизонте показалась французская армия. Пленные утверждали — не менее двадцати тысяч. Полковник Иловайский 12-й и Бенкендорф медленно попятились, но потом все-таки ударили по неприятельской коннице, и будто бы успешно. Однако вице-король Итальянский отправил к месту стычки пехоту и артиллерию, и Иловайский 12-й с Бенкендорфом были вынуждены уклониться от назревающего сражения. Особенно сильно Бенкендорфу досталось на мосту при переходе через безымянную речку, впадавшую в Москву-реку. Пришлось спешить казаков, чтобы заменить понесших серьезные потери егерей.
Отряд, пройдя Спасское, продолжал отходить к Черенкову, и тут Винценгероде вновь вызвали к Кутузову.
Вокруг Москвы
Все эти маневры и передвижения чрезвычайно важны, хотя невыигрышны для описания. Но тот, кто вникнет в их суть, легко поймет, сколь сложным тактико-стратегическим маневром явилась сдача Москвы Кутузовым. Она должна была произойти таким образом, чтобы у Наполеона оставался минимум преимуществ при овладении столицей. Более того, он должен был втянуться в хорошо замкнутое пространство, не сразу ощутив его замкнутость, и сгореть в нем, в этом замкнутом пространстве, заживо. Он должен был там задохнуться, имея один выход, а не несколько. Из нескольких он выбрал бы лучший, чего нельзя было допустить. Он должен был потерять там собственное величие.
В отсутствие Винценгероде отрядом командовал Бенкендорф. Впервые он с такой очевидностью ощутил хорошую артиллерийскую выучку у наполеоновских войск. Масса их двигалась, увлекая с собой орудия, которые при необходимости смело выкатывали на открытые позиции, чтобы проложить путь картечью. Стрелки и кавалерия делали все возможное, чтобы помочь орудийной прислуге действовать беспрепятственно. Драка чаще завязывалась там, где работала артиллерия. Защищая свою, Наполеон страстно желал подавить чужую, не позволить перехватить инициативу. Эту особенность его тактики не сразу удавалось понять. Ее великий человек всячески камуфлировал.
Примчался курьер от Винценгероде с приказом идти из Звенигорода прямиком к Москве и отражать французов на северо-западе у села Хорошова, где имелась налаженная переправа через реку.
Второго сентября французы метким огнем сбили посты, выдвинутые Бенкендорфом. Днем драгунский полк, егеря с двумя орудиями, перейдя мост, сожгли его за собой. Казаки остались драться, взяли двадцать пленных, перетащили их в барке на другую сторону, а сами переправились вплавь, держась за гривы лошадей.
Авангард четвертого корпуса, ошеломленный столь мощным отпором, остановился, подождал подкреплений и построился в боевой порядок, ожидая сигнала от Наполеона входить в Москву.
Боялись! И не напрасно! То здесь, то там вспыхивали очаги сопротивления, и стихийного, и, как видим, организованного. Возле Кремля вооруженный народ по собственной инициативе закрыл ворота, не подпуская кавалерийские разъезды. Пришлось разбивать преграды ядрами.
Главная армия покидала окольными кварталами древнюю столицу. А в центре начинался грабеж и пьяная вакханалия. Этого следовало ожидать, ибо власти чуть ли не первыми оставили обреченный город.
Винценгероде, получив инструкции от Кутузова, возвратился к отряду и повел его на Владимирскую дорогу.
Конь Наполеона, сбросивший его наземь два месяца назад у переправы через Неман, сейчас резво взбирался на невысокую Поклонную гору под золотыми и теплыми лучами русского солнца…
Отряд пересек Москву и стал на дневку близ маленькой деревеньки Фили, где разместилась главная квартира и где Кутузов провел свое знаменитое совещание. Бенкендорф видел, как блестящая кавалькада предводителей русской армии остановилась возле приземистой избы, где их ждал Кутузов. Они сходили с коней, бросали поводья ординарцам и, сняв треуголки, поднимались на крыльцо и затем исчезали в дверях. Бенкендорфа удивило, что среди приглашенных отсутствовал генерал-губернатор Москвы граф Ростопчин да и другие известные военачальники. Кутузов желал выслушать в узком кругу далеко не всех, хотя на воле он, подремывая, внимательно ловил мнения даже простых солдат и ополченцев.
Винценгероде, оказывается, получил очень важный приказ — идти кружным путем к Петербургскому тракту, чтобы охранять его и поддерживать с помощью летучих мелких соединений надежное сообщение с главной армией, а также расположить части на Ярославском и Рязанском трактах, которые возьмут на себя роль вестников, сообщая государю в Петербург о движении неприятеля, в том числе и по Московскому тракту. Таким образом офицеры Винценгероде и особенно Иловайские, Бенкендорф, Волконский, Орлов-Денисов и другие начинали играть ключевую роль в событиях, развернувшихся вокруг Москвы.
Театр провинциальной войны
Государь распорядился придать отряду все тверское ополчение и восемь резервных батальонов. Для прикрытия подступов к северной столице по-прежнему со стороны Двины держали корпус графа Витгенштейна, который полтора месяца назад разбил маршала Удино под Клястицами. Первая крупная победа русских над французами возвысила графа Витгенштейна в глазах современников и превратила в одного из самых доверенных командиров императора Александра. Дорогу на Петербург надо было наглухо закрыть. Однако тайный план эвакуации царской фамилии и государственных учреждений существовал. Таким образом от согласованности действий Винценгероде и Витгенштейна зависело немало. Отряд первого являлся как бы огромным аванпостом второго командующего.
Тверское ополчение, возглавляемое известным драматургом князем Шаховским, который славился не только своими комедиями, но и предками — Рюриком и Мстиславом Храбрым, без промедления примкнуло к отряду на Петербургской дороге. Мощный заслон давал определенные гарантии, что Наполеону его хвастовство дорого обойдется, если он попытается выполнить угрозу — выгнать царя из Зимнего. Притаившийся на какое-то время в Прибалтике маршал Макдональд дождался своего звездного часа.
В Подсолнечном Шаховской отыскал старых приятелей — Бенкендорфа и адъютанта Винценгероде Льва Нарышкина. Друзья страшно обрадовались встрече и, зная вкусы Шаховского, закатили ему шикарный обед. Настроение у всех приподнятое — силы прибавилось!
Ополченцы выглядели превосходно — крепкие, ядреные мужики и неплохо экипированные. Московские, тверские, ярославские, рязанские и прочие купцы и помещики раскошелились и после недолгих препирательств тряхнули мошной. Ополченцы зиму легко встретят. Обоз у них знатный, свой провиант. Оружия хоть и не вдосталь, но все же у каждого имеется — пусть и рогатина или кистень. В рукопашном бою умелый справный мужик орудовал ими не хуже, чем гренадер штыком и прикладом. Ополчение с тылу подпирало войска человеческой массой — месивом тел. Пускать его в ход, безусловно, не по-людски: враз картечью размечут, но в случае чего — вторым накатом можно, главное — ввести в соприкосновение с живой цепью противника. Тонкость эту стоит понять и оценить. Конечно, Россия воевала телами, но все-таки в XIX веке думала и мужика жалела.