Музыка и Тишина - читать онлайн книгу. Автор: Роуз Тремейн cтр.№ 94

Но люди редко получают то, о чем мечтают. И конечно, нет никаких кружек зеленого стекла, никакого вина, никаких кружев, никаких танцующих обезьян. И в эту самую минуту, стоя перед очагом в доме Крысеныша Мёллера, представитель Короля объясняет, что многое из того, что Его Величество приказал отправить в Нумедал, погибло.

— Почему? — спрашивает Мёллер.

— У нас было больше ста живых кур в плетеных корзинах, но однажды ночью в повозки забралась лиса и тридцать кур загрызла, съев только головы и мускульные желудки, поскольку остальное ей не удалось протащить между прутьями. Мы обложили тушки снегом, но потом пришлось их выбросить. Даже на таком морозе они начали тухнуть.

— Расточительство… — говорит Мёллер с грустью.

— Из-за того, что переходы были очень тяжелыми и наше путешествие оказалось гораздо более долгим, чем мы предполагали, часть предназначенных для вас далеров и скиллингов пришлось истратить на покупку овса для лошадей и на оплату кузнецам, которые чинили подковы и приколачивали заклепки к колесам повозок. Денег осталось достаточно, но меньше, чем надеялся Король…

Мёллер кивает.

— А семена для посева?

— Поскольку между нашим отправлением и прибытием прошло слишком много времени, часть зерна пришлось отдать оставшимся курам, чтобы довезти их до вас живыми. Если вы непременно желаете найти виновных, Герр Мёллер, вините северные ветры, вините Бога, который их послал.

— Я проповедник, — говорит Мёллер. — Не в моих правилах винить Бога.

— Нет, — говорит Гаде. — Нет. Разумеется, нет. Я лишь хочу обратить ваше внимание на то, что в этой недостаче нет нашей вины.

Крысеныш Мёллер подходит к окну и смотрит на знакомую дорогу, с которой он так долго не сводил глаз. Что значит несколько кур, несколько мешков зерна, несколько монет в обмен на надежду, которая теплилась и затем угасла, на потерянные жизни? Ведь теперь до самой весны по этой дороге больше ничего не прибудет.

— Есть немного пива, — говорит Герр Гаде, — и ткани. Шерстяные ткани, сотканные в Бьернехузе. Коричневого цвета, прочные и очень теплые.

— И, полагаю, серебряные иголки, чтобы ее сшить? — уныло спрашивает Мёллер и, не устояв перед искушением, поворачивается, чтобы увидеть реакцию этого человека на свою горькую шутку.

Герр Гаде опускает глаза словно затем, чтобы рассмотреть сапоги, подошвы которых совсем прохудились от давления ног на стремена, затем глубоко вздыхает и говорит:

— Его Величество просил меня напомнить вам, что он посылает за инженерами из России.

Крысеныш Мёллер поднимает глаза на представителя Короля, которому, как глава общины Исфосса, он должен предложить ночлег, еду, которой у него нет, и радушие, которого он не чувствует. Из его тщедушного тела вырывается глубокий вздох. Он долго и нетерпеливо ждал прибытия Герра Гаде, но сейчас ему вдруг очень захотелось, чтобы человек в высокой шляпе и красном плаще исчез из его дома и из деревни.

Ткань, зерно, деньги и куры сосчитаны и распределены между всеми семьями. Сколько ни считай, но выходит, что ни одна семья не получает по целой курице, и поэтому, когда представитель и возницы с повозками по пустынной дороге отправились обратно к тьме моря, было решено ощипать всех птиц, приготовить их на большом костре под звездами и устроить пир.

В десяти домах освобождают столы, мелют зерно и пекут хлеб.

Аромат жарящихся кур привлекает людей, они выходят из домов и, греясь у костра, пьют Королевское пиво и вновь заводят разговоры о будущем, которое готовит для них Король.

Это будущее не будет таким, как прошлое, но все же напоминает его, напоминает то время, когда работали копи и мужчины прятали под одеждой камни, пронзенные серебряными жилами. И воображение жителей Исфосса уже начинает рисовать им русских гениев копей, которые едут в их край на элегантных санях, влекомых собаками, похожими на волков, собаками с мягкими хвостами и желтыми глазами, собаками, которые способны двигаться по ледяным пустыням быстрее, чем сама весна.

Ключ от чердака

С того бесконечно долгого дня, когда Йоханн Тилсен искал и не нашел тело Маркуса в корыте, но зато обнаружил своего старшего сына в постели Магдалены, жизнь в доме Тилсенов стала быстро меняться.

Ингмара отослали из дома. Йоханн Тилсен оплатил его обучение в Копенгагене у своего друга юности, который делал медицинские инструменты. Денег Ингмар не получил ни на еду, ни на оплату жилья в городе.

— Ты сам сделал себя сиротой, — сказал ему Йоханн, — и теперь сам должен о себе заботиться.

Магдалена попробовала было вмешаться и тайком сунула в руку Ингмара кошелек с несколькими далерами, но Йоханн это предвидел и, перед тем как повозка отъехала от дома, заставил сына вывернуть карманы.

— Это золото блудницы, — сказал он, — и ты его не получишь.

Юноша не плакал, не жаловался, не возражал. Его лицо было подобно маске страдания. Ожидая, когда повозка тронется, он не смотрел ни на отца, ни на Магдалену, ни на братьев. Борис и Матти не понимали, почему он уезжает, Вильхельм же понимал слишком хорошо.

Когда повозка, кренясь то в одну, то в другую сторону, отъезжала от дома и медленно удалялась по подъездной дороге, Магдалена, видя, как снег засыпает мягкие каштановые кудри Ингмара, не могла сдержать вздоха. Из всех любовников, какие у нее были, начиная с дяди и двоюродного брата, Ингмар Тилсен больше всего трогал ее сердце: как он плакал, прижимаясь к ней, как ласкал губами ее грудь, как исподтишка улыбался ей за столом. У нее сердце кровью обливалось при мысли, что ему будет холодно и бесприютно в Копенгагене, без друзей, без кухни, куда всегда можно прийти и слизывать сахар и масло с ее пальцев, что на Рождество, когда подадут гуся, его не будет за столом.

— Он еще совсем мальчик, — сказала она Йоханну. — И фантазии у него мальчишеские, вот и все. Ты обошелся с ним слишком сурово.

— Нет, — сказал Йоханн. — Я обошелся с ним недостаточно сурово.

Что до самого Йоханна Тилсена, то Магдалена вызывала в его душе и теле такие противоречивые чувства, что он начал задаваться вопросом, не сходит ли он с ума.

Если первой его мыслью было развестись с ней и отослать ее обратно к родственникам, то вскоре он почувствовал желание оставить Магдалену своей женой, но держать в строгости и заставить жестоко страдать, чтобы сломить ее дух; тогда она будет его бояться и думать только о том, чтобы днем и ночью выполнять любые его приказания.

Он сжег ее платья. Забрал все подаренные ей серебряные вещи. Изгнал ее из их общей постели в комнату на чердаке, куда через дырявую крышу попадал дождь и снег. Он ее бил. От его ударов у нее из ушей текла кровь, на ягодицах оставались кровоподтеки. Он полагал, что, поступая так, сможет продолжать жить с ней, убаюкать свою раненую гордость.

Но затем, к немалому своему смятению, он обнаружил, что ее тело по-прежнему возбуждает его. Удары, которые он ей наносил, лишь обостряли его чувства, и мало-помалу на эти минуты Магдалена вновь становилась хозяйкой положения. Возбудившись, Йоханн был не способен сопротивляться ей и, оказавшись в том месте, куда он стремился, замечал, что возбуждение его возрастает при мысли о соблазненном ею Ингмаре. Таким образом, та самая вещь, за которую он ее наказывал, постепенно стала одним из условий его собственного экстаза.