Музыка и Тишина - читать онлайн книгу. Автор: Роуз Тремейн cтр.№ 7

Не так давно я решила перераспределить обязанности своих Женщин по новым Категориям. Я уверена, что эта Перестановка пришла мне в голову в минуту вдохновения. Теперь каждая из них будет ответственной за состояние различных частей моего тела, таких как руки, ноги, голова, живот и так далее. Поэтому, чтобы я была должным образом одета, они нужны мне все, и это лишает их возможности отлучаться с моей службы хотя бы на один день. Налагаемое на них Послушание приносит мне огромное удовлетворение и тайную радость. Моя жизнь скована Ограничениями и выполнением определенных Ритуалов, большинство из которых кажутся мне просто отвратительными, и я не вижу причины освобождать своих Женщин от того, чего сама я не могу избежать.

Когда я упомянула об этом Перераспределении Обязанностей моей матери, то, найдя его весьма хитроумным, она все же спросила, не больше ли у меня частей тела, чем Женщин. Я ответила, что придуманные мною Категории во всем соответствуют логике и что теперь Йоханна — Женщина Головы, Вибеке — Женщина Торса, Анна — Женщина Рук, Фредрика — Женщина Бедер и Ханси — Женщина Ног. (Таким образом, образуется специальная Гильдия, и я сказала своим Женщинам: «Вот так. Поскольку вы очень любите Названия, примите эти и будьте счастливы.»)

Моя мать говорит: «Но, Кирстен, это не вся ты — руки, ноги и прочее». Она, конечно, имеет в виду, что все смертные — это Дивные Создания, до странности сложно устроенные, и что известные Потребности и Чувства располагаются в нас не совсем так, как в перечисленных мною Категориях. Но ведь они время от времени могут обслуживаться одной из моих Женщин. Итак, моей матери приходит в голову купить для меня эту Блуждающую Женщину, у которой не будет титула, внесенного в Гильдию, и которая не будет приписана ни к какой определенной Части моего тела, но тем не менее все время, днем и ночью, будет готова служить мне в любой роли.

Я думаю, это Хорошая Идея. Сегодня я слышала, что такую Женщину нашли, и на следующей неделе она приедет ко мне из Ютландии. Ее зовут Эмилия.

Зимой, а сейчас зима, все здесь отвратительно пусто и скука, которая одолевает меня в определенные дни, повергает меня в такую ярость против всего Мира, что мне ужасно хочется быть Мужчиной и Солдатом, как мой любовник, тогда я могла бы наброситься на кого-нибудь с копьем. Вчера здесь было несколько посетителей: два Посла из Англии, а третий — Слон. У Послов был очень больной вид, и они с трудом могли произнести несколько слов по-датски или по-немецки. Зато Слон был очень забавный. Он умел танцевать и опускаться на колени. Он пришел с труппой Акробатов, которые взбирались по его ногам и стояли у него на спине и на голове, и я сказала Королю: «Я хочу покататься на Слоне!», поэтому Акробаты (которые казались маленькими, хотя были очень сильными) подняли меня и посадили на Слона, они водили его небольшими кругами, а я радовалась, что сижу так Высоко, и видела, что во всех окнах Росенборга полно людей и все они на меня смотрят.

Но, конечно же, увидев меня на Слоне, мои Дети стали кричать, что тоже хотят покататься на нем. Я запретила, а их вой и нытье меня совсем не тронули. Главная неприятность с Детьми вот в чем: они ничего не дают вам сделать без того, чтобы не захотеть того же, эта Привычка Подражания очень меня злит, и я заявляю, что лучше бы у меня вовсе не было Детей, потому что все они приводят меня в Раздражение, от которого я могу избавиться только вдали от них и в постели Графа.

Увы, я очень давно не была в той постели, а лишь в моей собственной, где предавалась пустым мечтам. Быть одной очень грустно, но я могу вынести это в ожидании следующей встречи с моим Любовником. Чего я больше не могу выносить, так это Супружеских Посещений Короля, и я твердо решила, что не стану их выносить. Поэтому, когда он вчера ночью пришел в мою комнату, забрался на мою кровать, попытался положить руку на мою грудь и прижаться ко мне, я стала дико кричать и плакать и сказала, что у меня раздражение сосков, что все мое тело устало и болит и что к нему нельзя прикасаться. Я думала, он будет возражать, ведь мужчины, если они разгорячены, очень мало заботятся о боли, которую могут причинить, но вместо этого Король тут же ушел, сказав, что очень сожалеет о моем нездоровье и надеется, что небольшой отдых все излечит.

Он не знает того, что никакой отдых ничего не излечит. Я могла бы проспать до самой весны и все равно испытывала бы к нему те же чувства, что сейчас, и моя единственная работа состоит в том, чтобы вызвать в нем Безразличие ко мне.

Вот все, чего я хочу. Я решила, что мне безразлично, если меня вышлют из Копенгагена и если даже уменьшат число моих Женщин. Если я никогда больше не увижу своих Детей, то меня и это не остановит. Мое будущее с Графом. Кроме него ничто на свете не приносит мне никакой радости, никакого удовольствия.

Поручение

Питер Клэр и Йенс Ингерманн возвращаются в столовую ждать первого вызова. В ледяные руки лютниста вставляют вторую кружку горячего молока.

Ему представляются остальные музыканты: Паскье из Франции, флейтист; итальянцы Руджери и Мартинелли, скрипачи; Кренце из Германии, играющий на виоле {28}. Паскье, по его словам, надеется, что Питер Клэр не убежит.

— Убегу? Я только что приехал.

— Английские музыканты любят убегать, — говорит Паскье. — Каролус Оралли, арфист, и Джон Мейнард {29} — оба сбежали от этого двора.

— Но почему? Что их вынудило?

К разговору присоединяется Руджери.

— Так мы, — говорит он, — проводим жизнь в погребе, по большей части в темноте. Сегодня будет один из таких дней. Нельзя обвинять человека за то, что он тоскует по свету.

— Я ничего не имею против темноты, — говорит немец Кренце, слегка улыбаясь. — Я всегда полагал, что земная жизнь не более чем подготовка к смерти. Думаю, что в темноте и холоде я подготовлюсь лучше, не так ли?

— Кренце притворяется, что не страдает, — подхватывает Руджери, — но мы ему не верим. Я смотрю на наши лица при свете факелов и чувствую себя связанным с этой компанией, связанным через страдание, поскольку именно его я вижу в каждом из нас. Это правда, не так ли, синьор Мартинелли?

— Да, — отвечает Мартинелли. — И мы этого не стыдимся, ибо знаем, что даже самые великие люди, такие как Доуленд, считали наши условия очень трудными и что, уехав в отпуск, он всячески медлил с возвращением в Данию. Он сделал вид, будто ветер и морозы не позволили кораблю вовремя отплыть из Англии. Он помнил, как мы проводим здесь время…

— Он просто не мог разомкнуть границы своей жалкой жизни, — говорит Кренце. — Он писал хорошую музыку, но не мог найти на нее отклик в своей душе. В этом смысле труды его были тщетны.

— Послушайте, — говорит Йенс Ингерманн, в волнении поднимая руки. — К чему останавливаться на дурном? Бедный мистер Клэр. Почему бы не рассказать ему, как прекрасно звучит наш оркестр. Ведь когда мы играем, даже куры успокаиваются и затихают, словно в трансе.