Музыка и Тишина - читать онлайн книгу. Автор: Роуз Тремейн cтр.№ 115

Эмилия смотрит на туман с благодарностью. Ведь ее уже не интересует, что происходит в большом мире. Она бы предпочла, чтобы большой мир и вовсе не существовал. Ей бы хотелось услышать весть о том, что вся остальная Дания уплыла в море.

Теперь у нее есть своя роль в доме и в имении: она помогает отцу вести хозяйство. Они садятся за стол в гостиной и пишут распоряжения, сводят счета. Они не говорят ни о прошлом, ни о будущем — ни о Карен, ни о Кирстен Мунк, ни о Магдалене, — и разговоры их сводятся лишь к тому, что происходит из часа в час, изо дня в день. Мысль, что кто-то из ее прежней жизни может найти сюда дорогу через густой серый туман, кажется теперь столь невероятной, что Эмилия не хочет даже думать об этом. Иногда ей снится залитый солнцем птичник Росенборга, но она объясняет это тем, что прошлое может быть упрямым и властным, оно не желает, чтобы о нем забывали.

Но даже сны приходят все реже и реже. Просыпаясь утром и вспоминая, что Магдалена умерла, что Маркус делает успехи в занятиях, что отец добр к ней, как в былые времена, что Ингмар скоро вернется из Копенгагена, что она помощница в доме, как о том и мечтала ее мать, Эмилия понимает, что жизнь можно и нужно принимать такой, какова она есть.

Эта мысль приносит своеобразное удовлетворение, чему способствует и постоянный туман, окутывающий небо и землю. И когда ее курица Герда вступает в его белесый покров и скрывается из виду, Эмилия почти без сожаления смиряется с потерей птицы.

Смирение, думает она, самый трудный урок, которому нас учит жизнь, и один из самых важных.

Йоханн Тилсен решает, что дочь, которой он так долго пренебрегал, не должна проводить остаток своей жизни в заботах о нем и братьях; ей надо найти мужа; у нее должно быть собственное будущее.

Вслед за этой мыслью приходит другая: Йоханн уже знает человека, который словно создан для Эмилии. Это Проповедник Эрик Хансен, любезный, обходительный человек с длинными ногами и руками, с редкими каштановыми волосами, которые на ветру всегда поднимаются дыбом. Ему сорок лет, и у него нет детей. Его жена умерла в возрасте двадцати девяти лет. Ничто в нем не выдавало человека, занимающегося поисками второй жены, но Йоханн Тилсен уверен, что Хансен не устоит перед обаянием Эмилии, перед ее неброской красотой и в их будущей совместной жизни будет преданно о ней заботиться.

Ни с кем не делясь своими планами, он посылает Хансену письмо с просьбой приехать и освятить дом Тилсенов, ибо у него «есть основания полагать, что дух моей покойной жены скрывается в каком-нибудь углу и не дает нам жить в покое и согласии», и добавляет, что, поскольку церковь Хансена находится достаточно далеко и поскольку «нас окружает проклятый мрак и туман», его с радостью оставят на ночь «или дольше чем на ночь, если вы сможете уделить нам часть вашего драгоценного времени».

Итак, однажды днем Проповедник Хансен появляется как тень в то время, когда Эмилия стоит у окна гостиной. Через мгновение его фигура внезапно приобретает четкие очертания, словно он свалился с неба.

Неожиданное появление незнакомца пугает Эмилию, и, услышав, как он стучит в дверь, она отворачивается от окна и застывает на месте. До нее доносится кашель, приглушенный сырым воздухом. Она слышит, как слуга открывает дверь и впускает незнакомца в дом, слышит его тихий голос, его осторожные шаги и молится, чтобы незнакомец наконец понял, что попал не в тот дом, сел на коня и уехал.

Но он не уходит. Тилсен приводит незнакомца в гостиную, и Эмилия видит его бледное лицо и маленькие глазки. Он кланяется ей, и она поневоле встает, чтобы ответить на его приветствие.

Проповедник Хансен. Герр Эрик Хансен. Йоханн дважды произносит имя гостя, будто желая убедиться, что Эмилия его расслышала. Гость с покаянным видом держит в руках шляпу. Пряжки на его башмаках забрызганы грязью. От него пахнет кожей и конским потом, и Эмилия вынуждена отвести от него взгляд — ведь ему не следовало бы находиться здесь, в этом доме; следовало бы уплыть в море и погрузиться в его мрачную глубину.

Обряд он совершает тщательно и добросовестно. С небольшим крестом красного дерева переходит из комнаты в комнату. Посреди каждой комнаты опускается на колени и тихо молится сперва с открытыми, потом с плотно закрытыми глазами, словно в комнате есть нечто такое, что он мельком заметил и чего больше не хочет видеть.

Эрик Хансен приглашает всю семью сопровождать его, «дабы засвидетельствовать, что в доме не осталось ни одного неосвященного места», и, везде побывав — даже в комнате, которую Эмилия делит с Маркусом и где теперь все стены завешаны его рисунками насекомых, — он кланяется Йоханну Тилсену и объявляет:

— Я не думаю, Герр Тилсен, что теперь здесь осталось место для беспокойного духа. Посему все вы будете жить в мире.

— Где он? — шепотом спрашивает Маркус Эмилию.

— Нигде, — отвечает она. — Его нигде нет.

Проповедник слышит эти слова, оборачивается к Эмилии и улыбается. Она видит его ласковую, безмятежную улыбку и думает, что, если он вымоется, наденет чистое белье и от него перестанет пахнуть лошадьми или другими живыми существами, с его присутствием можно будет мириться в течение дня, ночи и даже более длительного времени. И она поспешно говорит:

— А теперь, Герр Хансен, вам надо отдохнуть и умыться. Позвольте мне проводить вас в комнату.

Эмилия видит, что отец кивает и одобрительно смотрит на нее. Она легким шагом поднимается по лестнице, и Эрик Хансен следует за ней. Как и предсказывал Йоханн Тилсен, Хансен не может отвести от нее глаз. Она немного напоминает ему покойную жену, напоминает порывистыми, грациозными движениями и волосами, не темными и не светлыми. И проповедника внезапно осеняет — именно поэтому Йоханн Тилсен и пригласил его сюда: не из-за того, что Дух Магдалены громыхает в стропилах или колышет портьеры, но чтобы показать ему свою дочь Эмилию. Увидев в окне отражение своего лица, Эрик Хансен улыбается. Он понимает, что время горести наконец подходит к концу.

Так или иначе, но мужчинам удается все обставить таким образом, что проповедник обнаруживает, будто в целом свете у него нет иных дел, нежели в течение нескольких дней гостить в доме Тилсенов. Туман служит для этого предлогом. Они говорят, что дороги ненадежны, что часто случаются столкновения, поскольку туман не только ухудшает видимость, но и приглушает звуки.

— Поэтому, — говорит Эмилии Йоханн, — Пастор Хансен пробудет у нас несколько дольше, и я думаю, что его присутствие в нашем доме в такое время будет всем нам полезно.

Полезно. Эмилия считает, что это слово лишено смысла, почти нелепо. Она знает, что жизнь подошла к тому же месту, где началась. Изменить ее способно только невозможное: открытие, что Карен не умерла, появление из белого пейзажа человека с лютней. Иначе жизнь останется такой, какова есть, и печали в ней будет ровно столько, сколько и сейчас, не больше и не меньше. Предполагать, будто что-то или кто-то может быть для нее «полезен», — все равно что предполагать, будто птица, садясь на дерево, делает для этого дерева великое благо.