Воскресение в Третьем Риме - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Микушевич cтр.№ 117

И на Чудотворцева обрушился такой удар, что вместо стона у него вырвался нечленораздельный крик. Товарищ Марина удовлетворенно хихикнула-хихикнул:

– Вот она, ваша настоящая философия.

Но и этот крик был прерван очередным ударом сапога в ребра, от которого у Чудотворцева захватило дух. Последнее, что поразило его, была жуткая ослепительная красота товарища Марины, метящей-метящего сапогом ему в лицо…

Очнулся Чудотворцев уже на стуле, вдыхая знакомый травянисто-медово-болотный запах и сквозь обморочное оцепенение удивляясь, что за все эти годы не забыл его. Товарищ Марина, заботливо склоняясь над ним, держал-держала все тот же фиал лесного старца. «Откуда у них эликсир? – мелькнула у Чудотворцева мысль. – Неужели и его они арестовали?»

– А что, если он работает на нас… в отличие от вас или, вернее, так же, как вы, – кокетливо улыбнулся-улыбнулась товарищ Марина. – Ибо вы работаете на нас, даете нам возможность выявить монархические настроения в обществе. Мы не расстреливаем вас, чтобы расстреливать ваших сторонников. И все-таки вернемся к нашим баранам. Может быть, вы все-таки назовете имя так называемого Царя Истинного? Если это ваше имя, не стесняйтесь, назовите его.

Чудотворцев молчал.

– Может быть, вы все-таки предпочтете спасти жизнь хотя бы некоторым из тех, кого мы расстреляем из-за вашего молчания? Ибо мы будем расстреливать всех подряд, пока среди расстрелянных не окажется Истинный Царь. Или вам все равно, ибо Царь Истинный вы?

Чудотворцев молчал.

– В таком случае продолжим.

И товарищ Марина снова выбил-выбила из-под него стул, и Платон Демьянович скорчился под ударом ее-его танцующих сапог. Но теперь сквозь невыносимую боль Платон Демьянович ждал, когда он потеряет сознание и снова вдохнет травянисто-медово-болотный запах эликсира, напоминающий родные леса.

Платон Демьянович не помнил, сколько раз это повторялось: падение со стула, удары сапогами до потери сознания и снова на стуле травянисто-медово-болотный запах, который он предвкушал и ради которого готов был терпеть удары. Впрочем, была еще и обворожительная улыбка товарища Марины. Чудотворцев, когда сознание к нему возвращалось, так и не мог определить, требовала ли, требовал ли товарищ Марина, чтобы он удостоверил перечисленные им-ею имена, назвал бы какое-нибудь другое имя или выдал бы имя Истинного Царя. Чудотворцевское «нет» никого из арестованных не спасло. Никто из них не был освобожден, а кое-кто был даже расстрелян. Удары сапог с возвращением на стул и вдыхание травянисто-медово-болотного эликсира приобрели регулярность медицинской процедуры, но однажды, когда Чудотворцев в очередной раз пришел в себя, перед ним сидел другой следователь. Товарищ Марина что-то сказал-сказала ему из-за двери, но до Чудотворцева донеслось только имя нового следователя: товарищ Цуфилер, как будто товарищ Марина доводил-доводила это имя до его сведения. «Zu viel, слишком многий, – машинально перевел Чудотворцев про себя… – Имя им легион».

Подследственному вовсе не обязательно было знать фамилии допрашивающих его следователей, и Чудотворцев не мог не обратить внимания, как броско и старательно эти фамилии вбивались ему в голову. Товарища Марину назвал конвоир, а товарища Цуфилера назвал-назвала сам-сама товарищ Марина.

Чудотворцев со своим инстинктивным вкусом к анаграммам сразу же переформовывал про себя эти фамилии в их духе и на допросах только прикидывал подспудно, дьявольские ли это псевдонимы или настоящие имена, насколько «они» могут быть настоящими. Он поднял глаза на своего очередного следователя и… почти ничего не увидел, такой нестерпимо яркий свет сверлил его зрачки, действительно, в духе имени Цуфилер, хотя свет был всего-навсего электрический, но товарищ Цуфилер, в ходе допроса регулирующий этот свет обычно в сторону усиления, сам, несомненно, уступал в яркости товарищу Марине, был субъектом тусклым и еле различимым, может быть, от яркого света, и внешность его не запоминалась.

– Ну, как вы себя чувствуете, подследственный Чудотворцев? – осведомился товарищ Цуфилер с кислой вежливостью.

– Пока еще чувствую себя, – с трудом выговорил Платон Демьянович, только что в очередной раз избитый сапогами товарища Марины.

– Мы заинтересованы как раз в вашем самочувствии, – кажется, кивнул товарищ Цуфилер. – Но переходим к делу. Что вы можете сказать об Оке Денницы?

Меньше всего такого вопроса можно было ожидать в учреждении, где находился Платон Демьянович. С трудом ворочая языком, он начал было рассказывать сирийское предание о третьем глазе, который утратил падший Люцифер, но товарищ Цуфилер только рукой махнул, как штатский, отчего ремни на его защитном френче скрипнули, эти ремни (затянутые на его френче крест-накрест), отличали его от товарища Марины, носившей-носившего такой же френч:

– Эту легенду мы и без вас знаем. Поберегите ее для ваших слушателей… если они еще у вас будут, что зависит от вас. А мне вы скажите, в конце концов, Око Денницы – взрывчатое вещество, отравляющее вещество, некое новое секретное оружие или кодовое название террористической акции, направленной против нас, а может быть, не только против нас?

– Ни то, ни другое, ни третье, – ответил Платон Демьянович, по привычке загибая пальцы. – Ни четвертое, – хотел сказать он, но только застонал: как раз безымянный палец у него не согнулся, напомнив, как наступил-наступила на него товарищ Марина.

– Видите, наши методы себя оправдывают, – кажется, усмехнулся товарищ Цуфилер, хотя его усмешка исчезала в потоке яркого света. – По крайней мере, вам не удается использовать все ваши пальцы для введения нас в заблуждение. Будет еще больнее, уверяю вас, если вы сейчас же не скажете, что такое Око Денницы и где оно находится.

– А оно не у вас? – едва выговорил Чудотворцев.

– Может быть, и у нас, вас это не касается, но вас более чем касается то, что вы ответите на мой вопрос.

Платон Демьянович повторил, что такое смарагд, из которого выточена чаша, куда точится Sang Real, Святой (Святая) Грааль, Кровь Истинная.

– Это похоже на дело, – буркнул Цуфилер. – И это было у вас в шкатулке, как показал при обыске ваш сын, певец Павел Чудотворцев?

– Вам лучше знать. Шкатулка-то у вас, – ответил Чудотворцев, корчась от нестерпимого света.

– Вы могли заранее вынуть это из шкатулки и передать кому-нибудь на хранение, может быть, даже за рубеж вместе с рукописью «Якобинской головы».

Если на все вопросы товарища Марины Чудотворцев однозначно отвечал «нет», то на вопросы товарища Цуфилера он отвечал более уклончиво, настаивая на том, чтобы товарищ Цуфилер определил, о чем идет речь, иначе он не может ответить на его вопросы, и Цуфилер пришел наконец в ярость:

– Вы были инициатором переименования улицы Софьиной в улицу Лонгина? Вы прячете там Око Денницы на даче номер семь?

Чудотворцев почти потеркл сознание от режущего света, а товарища Цуфилера несло, и он уже не контролировал поток своей речи, явно говоря подследственному липшее. Оказывается, на даче № 7 по улице Лонгина, обыски проводились неоднократно со странным результатом: исчезали проводившие обыск и те, кого они заставали на даче. Можно было подумать, что обыскивающих в свою (в их) очередь арестует другая инстанция того же учреждения за то, что они не нашли Ока Денницы или за то, что они его искали, но другая инстанция тоже устраивала обыск, и обыскивающие тоже исчезали. Впрочем, те, у кого проводили обыск, исчезали вместе с обыскивающими. Так, исчез юрист-контрреволюционер Федор Иванович Савинов. «Если приговор к десяти годам без права переписки считать исчезновением», – промелькнуло в затуманенной голове Платона Демьяновича. Но, по-видимому, один отдел ЧК иногда, действительно, считал или называл исчезнувшими арестованных другим отделом, действительно теряя их из виду… Так, впоследствии исчезнувшей считалась Антонина Духова, когда вместо нее была арестована руководительница Комальба Антуанетта де Мервей, правнучка маркиза, продававшего Чудотворцеву де Мервей замок в Пиренеях, а Антуанетта де Мервей считалась исчезнувший, когда арестовали руководительницу Исткома Антонину Духову, как будто Антонина Духова и Антуанетта де Мервей не одно лицо. (Что-то подобное в свое время творилось и с Черубиной де Габриак, вместо которой арестовали Елизавету Васильеву, урожденную Дмитриеву.) Долгое время исчезнувшим считался и Вениамин Яковлевич Луцкий, продолжавший делать невероятные операции. (В период этого исчезновения у него даже родился сын Адик.) Правда, Вениамин Яковлевич был действительно вполне реально арестован по делу врачей-вредителей и, слава Богу, также реально освобожден, хотя и умер вскоре после освобождения. Но главной исчезнувшей (исчезающей) оставалась все-таки Софья Богоявленская (не в ее ли честь была названа улица Софьина в Москве и в Мочаловке, по соображениям конспирации переименованная в улицу Лонгина?).